о них?
– Не спрашивай. Если ты будешь нескромен, я навлеку на себя подозрения и уже больше ничего не узнаю.
– Но чем же гарантируют эти господа мою безопасность?
– Своей собственной персоной.
– Шансы не равны. Ко мне могут подослать двух фанатиков, которые, рискуя собственной жизнью, убьют меня! А что значит их жизнь в сравнении с моей?..
– Ты можешь принять какие угодно предосторожности. Поставь на страже в соседних комнатах Мюрата и Раппа, Жюно и Рустана около кабинета. Можно, наконец, предварительно обыскать их и удостовериться, что у них нет оружия.
Бонапарт задумчиво ходил по кабинету. Его худая голова с сухими волосами упала на грудь. Он остановился около камина, сел и несколько минут не произносил ни слова. Наконец, вскинув на Жозефину свои серые глаза, он сказал:
– Хорошо! Я повидаюсь с ними завтра вечером, после обеда. Скажи, чтобы они явились к тебе. Только благодаря тебе они и будут допущены ко мне.
Вечером в тот же день, только что Гид де Невилль вернулся в гостиницу и поднялся на третий этаж к себе в комнату, как Сан-Режан вошел к нему не постучавшись.
– Я слышал, как вы вернулись. Здесь стены так тонки, словно они из бумаги. Невозможно разговаривать ни у меня, ни у Жоржа: соседи все слышат. В вашей комнате, по крайней мере, безопасно…
Он сел в соломенное кресло и, покачивая ногой, обтянутой шелковым чулком, сказал:
– У меня есть новость для вас. Я сейчас видел мою прелестную землячку. Дело насчет свидания улажено. Первый консул примет вас и Жоржа завтра вечером.
– Какой быстрый успех! – сказал Невилль, смеясь. – Это дело ваших рук. Нужно быть только красивым малым, и тогда все двери отворятся сами собой.
– Оказывается, жена нашего милейшего Лербура ярая роялистка и состоит поставщицей мадам Бонапарт. Само собой разумеется, что она и явилась посредницей между женой первого консула и нами. И нужно сознаться, она быстро и ловко справилась со своей задачей. Таким образом, мы войдем в Тюильри при некотором покровительстве, нагруженные всякими модными товарами, которые мадам Лербур посылает своей покупательнице. А уж раз мы будем на месте, мадам Бонапарт, несомненно, устроит нам свидание с мужем.
– А муж в курсе всего этого?
– Муж, – отвечал, смеясь, Сан-Режан, – ни о чем не догадывается.
– Но куда девался Жорж?
– Разве можно когда-нибудь это знать? Он постригся, побрился и, вырядившись щеголем, гуляет, рискуя быть узнанным, где-нибудь в Пале-Рояле, если не играет. Признаюсь, он мне больше нравится в бретанской деревне, чем на парижской мостовой. Тем более что с его телосложением и огромной головой трудно остаться незамеченным.
В эту самую минуту на лестнице раздались отчетливые шаги и послышался веселый свист.
– А, это он возвращается.
Дверь отворилась, и вошел Жорж. В руке у него была витая палка толщиной с его кулак. Его широкое лицо, ушедшее в огромный
