вы, как можно! – возразил он. – Оружие найдено на земле моего князя и его же слугою: оно по праву принадлежит ему». Руал бросился бежать и вскоре был под защитой стражи, окружавшей лагерь, прежде чем я успел настичь его на своем коне. Вскоре я вошел в палатку брата. Пастух стоял перед ним на коленях, держа в обеих руках необыкновенную находку, и рассказывал князю о своем происшествии. Бледа протянул было руку за мечом, но мой приход заставил его отступить. Он выслал Руала из палатки, желая остаться со мною наедине. Пастух встал с колен, низко поклонился и вышел, оставив меч на столе. Брат кивнул мне головой с гордым и строгим видом, чего никогда не бывало прежде; выпрямился во весь рост – он был гораздо выше меня – и заговорил:
– Послушай, Аттила! Выбирай любое. Сегодня мне приснилось, будто бы ты превратился в исполинского волка, о котором поется в германских сагах и который при конце мира должен поглотить и богов, и людей. Но знай: не бывать этому! Имя гуннов не должно быть проклятием между народами. Поклянись не затевать похода без моего согласия. Иначе я отниму у тебя твоих подданных. Они охотно будут повиноваться мне, потому что тебя они ненавидят и питают к тебе один страх. Любовь же сильнее ненависти».
– Вот как? Но ведь это шутка! – с трудом вымолвил я; меня душила ярость.
«Нет, ошибаешься, – отвечал Бледа, – хочешь, я подтвержу самой страшной клятвой, что исполню свою угрозу? Я поклянусь на мече».
Он схватился за свой меч, но его не оказалось на поясе: Бледа оставил оружие в спальне. На стенах палатки также не висело ни одного клинка, потому что этот шатер служил для пиров. Вдруг его взгляд упал на страшную находку Руала. Ужас оледенил меня до мозга костей.
«Ну, вот и прекрасно! – произнес брат. – Руал, пастух, передал мне, что по старинным сказаниям нашего народа, меч бога войны был зарыт в землю в дунайском лесу. Может быть, это и есть тот самый меч-кладенец. Я поклянусь на нем».
Брат медленно пошел к столу, но успел сделать лишь два шага: на третьем он рухнул к моим ногам. Я видел алую струю, хлынувшую из его горла – я был весь забрызган его кровью, которая текла и с меча, найденного в лесу. Я сам не понимал, как он очутился в моих руках. Падая, он даже не вскрикнул, лишь бросил на меня последний, укоризненный взгляд.
Но мне все это было уже нипочем! Я сделался бесчувственным: сердце мое закалилось против жалости и стало твердым, как сталь, а раскаянье бежало прочь. Дикое веселье охватило меня, и, ликуя, я воскликнул: «Это волшебный меч! Мне больше ничего не жаль!» А глаза брата закрылись навеки.
…Аттила умолк, глубоко переводя дух.
После долгого молчания Хелхал заговорил, бросив на братоубийцу спокойный взгляд:
– Выйдя из палатки, ты сказал гуннам, что князь Бледа, упившись вином, неосторожно наткнулся на меч. Не все поверили этому. Поднялся ропот…
– Но я не дал им времени бунтовать, предприняв с того же дня походы и против остготов, и против маркоманов,
