морочь мне голову, государыня. О тебе я ведаю больше, чем ты сама знаешь. Ты дочь государя всея Руси Ивана Васильевича, и ежели хочешь знать больше, то знай: тебя прочат замуж за князя литовского Александра. А ты другому полюбилась. Вот и смекай.
Сказано это было спокойно, ровно, без страха в певучем голосе, без лестных отзвуков.
И тут княжна доподлинно поняла, что она чья-то полонянка, и ледяной страх снова сковал ее сердце. «Нет, не обманывает. Прослышал кто-то, что сватается ко мне князь литовский, вот и задумал опередить. Да кому и опередить дано, ежели не людям ханской Орды! Они, тати, и Москву подожгли, дабы выкрасть меня. Ах, матушка, как ты опростоволосилась!» – горевала Елена. Отчаяние придало ей сил и мужества, она бросилась на Певуна и стащила с него капюшон. Тут же Палаша помогла ей, схватила татя за волосы, с силой дернула голову и стукнула голову о колено. Певун и рук не успел освободить из-под мантии, как Палаша еще раз, крепче прежнего, ударила его о колено, раскровенила лицо, быстро распахнула дверцу тапканы и попыталась вытолкнуть «монаха» прочь.
– Чтоб и духу твоего не было здесь! – крикнула она.
Елена помогала ей. Но Певун успел ухватиться за Молчуна и разбудил его. На том попытка княжны и сенной девицы добыть волю и завершилась. Молчун заревел, будто зверь, сгреб Палашу и сжал ее, словно железным обручем. Глянув на его лицо, Елена обмерла: у заросшего дикой бородой детины не было языка, а оранжевые глаза излучали волчий блеск. Да она только и видела его. Певун пришел в себя, достал из кафтана под мантией плоскую глиняную махотку, потом льняную тряпицу, смочил ее в зелье сон-травы и, ловко повернувшись к Елене, схватил ее за шею, сильно сжал и приложил тряпицу к лицу. Она пыталась вырваться, но Певуну помог Молчун: он вцепился второй рукой в ее волосы, и через мгновение Елена сникла. Тут же Певун приложил зелье к лицу Палаши, и она впала в беспамятство. Все это случилось в несколько мгновений. В тапкане стало тихо. Певун пытался унять кровь, текущую из носа, вытирал подолом мантии лицо.
– Спасибо, Онисим. Ишь как раскровенила лик молодая ведьма. – Он злобно крикнул: – Порешить ее, что ли? И препоны чинить не будет. – Чуть успокоившись, добавил: – Ничего, я еще над тобой, ведьма, потешусь. Да и Онисима позову.
Спустя немного времени, когда Елена и Палаша еще не очнулись, кони вновь домчали до леса и версты через две остановились перед воротами из дубового остроколья. Возница, укрытый дерюжкой от дождя, остался сидеть на передке тапканы, а Певун выбрался из нее, поспешил к воротам и подергал у калитки за веревку. Там, за воротами, прозвенел колоколец. В оконце появилось лицо молодого служки Ипатия. В руках он держал бердыш.
– С нами крестная сила! Кого Бог принес? – спросил он и выставил острие бердыша в оконце.
– Аль Дмитрия не признал? Отворяй не мешкая. Сухой нитки нет от ливня. Эвон, стеной льет.
Ипатий исполнил волю Дмитрия быстро.
– Милости просим, господин ласковый, – распахнув ворота, сказал он.
Простодушный и здоровый,
