лить. И молнии сверкали, и гром громыхал. И били колокола, но звон их стал иным – торжествующим. «Слава Всевышнему!», «Слава Спасителю!» – вызванивали они. Или это так показалось государю, однако они бодрили дух. На колокольню следом за Иваном Васильевичем поднялись трое: князь Семен Ряполовский, боярин Петр Челяднин и дьяк Федор Курицын. К парапету колокольни великий князь подошел со вздохом облегчения: вся Москва была укрыта темным пологом. Лишь близ храма Трех Святителей на Кулишках на какое-то время взметнулся жиденький язык пламени, рассыпался на искры, да все кануло во мрак. Государь перекрестился и начал читать молитву во спасение от пожара. Князь, боярин и дьяк вторили ему. Они простояли на колокольне долго. Уже подступало утро, когда государь подумал, что пора бы и отдохнуть. Но что-то удерживало его на высоте. Хотелось увидеть Москву освещенной ранним солнцем, но не такой, какой она предстанет перед ним в язвах пожарища, а белокаменной, стремящейся вверх, подобной Риму, о котором ему рассказывала Софья в пору молодости. Как любил он слушать ее рассказы в первые годы супружества! И спасибо ей за то, низкий поклон. Ведь это по ее настоянию русские послы привезли из Рима, Венеции и Милана архитекторов и литейщиков Аристотеля Фиораванти, Пьетро Антонио Солари, Алоизо де Коркано, Ламберти, де Монтаньяно, Паоло Дебоссиса и многих других мастеров, среди них и умельцев каменного дела. Их усилиями Кремль стал таким, каким Иван Васильевич видел его каждый день и радовался тому.
Усталость взяла-таки свое: великий князь шагнул на лестницу, дабы добраться до опочивальни. Шел он по каменным ступеням медленно, осторожно, словно боялся оступиться. Да и оступился бы, ежели ведал бы, что ждало его у дверей колокольни. У подножия храма его поджидала новая беда, ударившая в самое сердце сильнее, чем весть о пожаре в Москве. Едва он сделал несколько шагов по площади, как перед ним в рассветной дымке с конем на поводу возник молодой князь Илья Ромодановский. Он рухнул перед Иваном Васильевичем на колени и голосом, полным отчаяния, сказал:
– Государь-батюшка, вели казнить за черную весть. Не сберегли мы княжну Елену!
Облик стоявшего на коленях в воде молодого князя стал расплываться, Иван Васильевич схватился за сердце, зашатался. Боярин Челяднин и дьяк Курицын подхватили его под руки, удержали, чтобы не упал. Государь постоял с закрытыми глазами минуту-другую, глубоко дыша, и, когда боль ослабла, открыл глаза и спросил:
– Что с моей дочерью, несчастный? Что с Еленой? Куда она исчезла? Говори правду!
– Тапкана с нею пропала на ночной переправе через Москву-реку, – с трудом произнес Илья роковые слова.
– А где вы все были? Где мать Софья была, мамка Анна Свиблова? Всех вас на дыбу пошлю! – уже не владея собой, кричал великий князь.
– Мы были рядом, государь-батюшка, но толпа рассекла нас.
– И вы ее не ищете? Где воины, что при государыне? – Иван Васильевич тяжело дышал, говорил с хрипом. – Тати кромешные! Дочь потеряли!
– Государыня и воины в селе Воробьеве. А княжну ищут. Вот и я с поисков.
