духом. Но больше всего он беспокоился потому, что Гергей взял с собой троих старших офицеров. Однако, увидев несущегося впереди оруженосца и показавшихся вскоре на дороге нагруженных коней, повозки, телеги и самого Гергея, который уже издали размахивал бунчуком, Добо просиял от радости.
Витязи влетели в ворота. Народ приветствовал их восторженными криками.
Людей в отряде не только не убыло, а даже прибавилось: долговязый парень привел турка с кляпом во рту. Короткая синяя поддевка, желтые штаны, постолы – вот и вся одежда пленника. Тюрбан сбит с наголо выбритой головы, седые лохматые усы нависли над губами. Турок в негодовании вращал налившимися кровью глазами. Парень приволок пленника прямо к Добо и только там вытащил у него изо рта затычку, на которую ушел обрывок чалмы.
– Честь имею доложить, господин капитан: мы привели языка!
– Осел! – заревел разъяренный турецкий тигр прямо в глаза храбрецу.
Добо был не из смешливых, но тут он так весело захохотал, что у него даже слезы выступили на глазах.
– Варшани, – сказал он пленнику, – хорошо же ты изображаешь турка! – И, обернувшись к солдату, приказал: – Да развяжи его! Ведь это наш лазутчик.
– Я пытался объяснить дураку, что я венгерец, – горестно объяснял Варшани, – но только скажу слово – он сразу меня по башке, а потом даже рот заткнул. – И Варшани поднял руку, собираясь отплатить за оплеуху.
Солдат смущенно отошел в сторону.
Добо подозвал Гергея и Мекчеи, крикнул и лазутчику:
– Пойдем!
Они поднялись в построенный над внутренними воротами двухэтажный дом с башенкой и завернули в комнату приворотника.
Добо сел в плетеное кресло и знаком приказал Варшани рассказывать.
– Так вот, господин капитан, – начал лазутчик, потирая онемевшую руку. – Идет вся рать. Впереди – Ахмет-паша. На ночь остановились в Абоне. Передовые части во главе с Мэндэ-беем дошли до Маклара… Черт бы его побрал! – прибавил он изменившимся голосом.
«Черт бы его побрал!» относилось к солдату, который приволок Варшани в крепость. Веревка оставила глубокие следы на руках, голова болела от ударов.
– Стало быть, и бей был с вами? – встрепенулся Гергей. – Вот кого надо было поймать!
– С ним не справишься, – возразил лазутчик. – Он толст, как монастырский кабан. В нем, наверно, фунтов триста весу, если не больше.
– Как ты его назвал?
– Мэндэ. Его и пуля не берет. Беем он стал недавно, после темешварского сражения. Впрочем, солдаты по-прежнему называют его Хайваном.
Гергей, улыбнувшись, затряс головой.
– Это он, он самый, – обратился Гергей к обоим капитанам, – тот, о котором я намедни вечером рассказывал. Ну, здесь-то его пуля возьмет!
– Говори дальше, – сказал Добо лазутчику.
– Потом подойдет бейлер-бей Махмед Соколович. Это знаменитый пушкарь. Он и пушки сам установит и первый выстрелит. Говорят, у него такой глаз, что сквозь
