ки.
– Потерпи, потерпи, скоро уже… – тихим голосом ободряла подопечную повитуха.
Долгожданный крик младенца заполонил все пространство и без того небольшой комнатушки. Принимая новорожденного, повитуха прошептала: «Не я тебя, младенец, принимала, не я тебя омывала, а бабушка Соломея, не я тебя мыла, не я тебя парила, а бабушка Соломея, она тебе приговаривала: «Расти, мое дитятко, по часам, по минуточкам».1
– Кто? – с придыханием спросила роженица.
– Девочка у тебя, девочка, – ответила довольная завершением родов повитуха.
Новорожденную положили на вывернутый наизнанку овчинный тулуп, что, согласно поверьям, сулило ей богатую жизнь.
– Пусть живет богато и счастливо, – без сил прошептала новоиспеченная мать, – его ребенок должен жить достойно. Это его ребенок, его.
По щекам женщины заструились горькие слезы.
– Ну-ка, что это такое! – приструнила подопечную повитуха, – Девочка – то какая крепенькая! Такие, вырастая, преодолевают любые трудности!
Но роженица будто и не слышала этих лестных слов. Все ее мысли были обращены в полное несбывшихся надеж прошлое.
***
Фабрика Григория Алексеевича Фомина располагалась на месте бывшей дворянской усадьбы. Не получая доходов от барщины и разоряясь, бывший владелец имения вынужден был продать свое родовое гнездо, а новый владелец – богатый купец, ныне покойный отец Григория Алексеевича, вдохнул жизнь в усадьбу, организовав на ее месте фабрику.
Располагалась фабрика на левом берегу запруженной речки Крижи, в местности холмистой и овражистой с глинистым грунтом.
Со временем фабрика разрасталась. Вскоре она насчитывала двадцать семь зданий различного назначения: кирпичных, бревенчатых и тесовых. Два здания были трехэтажные, кирпичные, в одном располагался самоткацкий цех, в другом котельная. В единственном четырехэтажном здании первый этаж занимала так называемая материальная, второй служил слесарной мастерской, на третьем располагались складские помещения, а на четвертом контора. Кроме того имелась печь для обжига кирпича и помещение для формирования сырца. Все кирпичные сооружения были построены из собственного кирпича, благо глины в окрестностях было предостаточно.
Фабрика Фомина работала круглогодично. Здесь вырабатывались плис, полубархат, люстрии и другие бумажные и полушерстяные материи из тонкой пряжи, поставляемой с Невской бумагопрядильной мануфактуры. Работали на фабрике и мужчины, и женщины, и дети – жители, как деревни Фомина, так и близлежащих деревень.
Работала на фабрике Фомина и Елена. Туго им с матерью пришлось после смерти отца. Добротную избу, где они жили, занял брат отца, имеющий на тот момент большое семейство, а саму Елену с больной матерью выселил в маленький домик, расположенный неподалеку.
Для Елены настали непростые дни. Девушка разрывалась между тяжелобольной матерью и работой на фабрике.
Дни шли. Матери Елены становилось все хуже. Казалось, она смирилась с мыслью о неизбежно приближающейся смерти и теперь безропотно ждала ее, лежа в своей постели.
Ночью Елену разбудили громкие мученические стоны матери. Девушка тут же бросилась к ее постели.
– Матушка, милая!
– Елена, доченька, – очнулась от бреда больная. – Я знаю… смерть близка. Скоро я уйду.
– Не говори так, матушка! – взмолилась Елена. – Ты поправишься!
Но бледное лицо больной покрылось испариной, губы дрожали, а полуприкрытые веки скрывали теряющие блеск глаза.
– Доченька, ты должна знать… – прошептала умирающая. – Я поклялась открыть тебе тайну, что хранила все эти годы, только перед своей смертью. Ты – не дочь своего отца. Ты – дочь другого человека. Его зовут Фомин Григорий Алексеевич. Он хозяин фабрики, где ты работаешь. Давно, девятнадцать лет назад, приглянулась я сыну промышленника, который появился на наших землях и развернул строительство фабрики. Фабрика в то время только начинала работать. Я в то время была молода, стройна, красива. Особенно красивы были мои волосы – длинные, густые и блестящие. Трудно было меня не заметить. – Умирающая едва заметно улыбнулась тонкими сухими губами. Казалось, воспоминания о молодости вернули ей частичку сил. – Да, на свою погибель встретила я этого человека. Мы встречались два года. Он в то время женат был. Тяжело мне было, совесть мучила, но ничего поделать с собой я не могла. Уж больно любила я Григория. Мы вели тайную переписку, что добавляло в наши отношения остроты, от того они делались еще желаннее и забавнее. Но вскоре шутки кончились. Я забеременела. Я рассказала ему об этом. И вся его любовь ко мне мигом испарилась. Фомин спешно выдал меня замуж за одного из местных крестьян,
Такие действия совершала бабушка Соломея, которая, по народным преданьям, принимала Иисуса Христа.
