семечки.
– Будешь? – спросил он у меня.
– Буду, – он насыпал мне щедрую горсть.
– Том, это Череп, Витос, Кот, – он показывал на своих товарищей рукой, называя их. – Ты прости, что так вышло. Я ж этих пидоров за версту чую, а тут такой прокол. Кстати, что ты в этом хмыре нашла? – это он произнёс совсем тихо, наклонясь к моему уху.
– Блоха, любовь зла! Тебе ли не знать.
Он знал. Он вечно путался с какими-то непонятными бабами: то старше его лет на двадцать с выводком детей, то алкоголичками, то просто дурами.
– А ты кем работаешь?
– Юристом.
– Отмазывать нас будешь?
– Нет, я по недвижимости.
– А-а-а, – разочарованно потянул Блоха, – ну, чего нет, того нет.
– А ты?
– А я то там, то тут, – уклончиво ответил Блоха, – без работы не сижу. Я ж там же и живу. Дед помёр уже, правда. Так я у сына его снимаю. Так что заходи, если что. Том, прости ещё раз, что так вышло.
– Да ладно уже. Вышло и вышло. Пиво с тебя. Ящик.
Я подошла к Жене, которого поддерживал под руку бритоголовый, сдавший его в мои руки, и мы тихо поковыляли на остановку.
Когда мы отошли метров пятьдесят от того места, где всё это произошло, Женя вырвал руку и прошипел:
– Противно…
– Что противно? – я, правда, не поняла, что он имеет в виду.
– Целоваться с тобой противно. Я сам пойду.
Он медленно, пошатываясь, пошёл вперед. А я осталась стоять, как оглушённая.
– Не бла-го-да-ри, – шёпотом произнесла я ему вслед.
Глава 4. Звонок
Две недели Женя в офисе не появлялся. Он был на больничном. Видимо, ждал, пока сойдут гематомы. Я зашивалась, и поэтому на работе у меня не было времени раздумывать о странном поведении Жени. Зато, когда я возвращалась домой и ложилась в постель с острым желанием уснуть и наконец-то выспаться, в голову начинали лезть всякие странные мысли. Я думала, что ему было неудобно передо мной, ведь на моих глазах – глазах человека, стебущего его при каждом удобном случае за его голубизну, его избили, унизили, в принципе, по тому же самому поводу. Может, ему и, правда, был настолько отвратителен мой поцелуй, что он предпочёл бы умереть на месте, лишь бы его никогда не было. А, может, ему было неприятно, что один из людей, принимающих участие в его избиении, оказался моим знакомым из прошлого. Как бы там ни было, чужая душа – потёмки, и только Женя мог знать об истинных причинах своего поведения.
Когда он приступил к исполнению своих обязанностей, у меня было такое ощущение, что наши отношения откатились к первым дням знакомства. Он опять молчал либо отвечал односложно, а о посиделках в кафе и думать было нечего.
Сегодня день вообще не задался. Утром пришёл тот самый упоротый шовинист, который считал, что я ни на что не гожусь. Он тряс Жене руку, говорил, что
