не ранен?
– Нет, Марфуша, – сдержанно ответил я. – Но коли бы не Степан, тут бабушка надвое бы сказала!..
Зыркин нервно рассмеялся.
– А вот и сучка объявилась, – пробормотал он, насколько позволяла ему боль. – Потаскушка наша. «Петенька» вы ей уже! Ух-х! Так я и думал: обработала она гостя от графа Кураева!..
Из-за спины Марфуши и Степана уже выглядывал Митька. А за ним – кучер Сивцовых. «Чегой там, чегой?!» – спрашивал он и тянул вперед бороду, боясь войти. Прибежал и еще кто-то из челяди. И вдруг, всех раздвинув властно, вышла вперед хозяйка – Софья Андреевна, заплаканная, но с гордо поднятой головой.
– Чего вы здесь устроили? – спросила она. – Что за балаган? – глянула на Марфушу. – И ты тут, голубушка? Ну-ну. А не из-за тебя ли баталия? – И тотчас уставилась на меня и корчившегося Зыркина: – Попрошу ответить, кто стрелял?
Я вышел вперед. Чинно, с поклоном, поздоровался. Представился. Имя графа Кураева сразу уравняло наше положение – слишком многим, думается, были обязаны мелкопоместные Сивцовы сиятельному вельможе. Я потребовал закрыть дверь, выставив всех, кроме Степана. Марфушу я отправил за бинтами.
– Уважаемая Софья Андреевна, этот господин, – я кивнул на раненого, – господин Зыркин, камердинер, и был повинен в смерти вашего мужа.
– Господи, – закрыв ладонью рот, пробормотала она. – Пантелей?!
– Это доказало расследование, которое я провел в ближайшие часы, – сказал я. – Подробности позже. Только что Пантелей Ионович хотел убить и меня.
– Пантелей, – с великой горечью повторила она. – Отчего я удивлена, но удивлена мало? Паша слишком многое позволял и доверялся тебе!..
– Прошу до срока никому не рассказывать подробностей этого дела, – попросил я. И уточнил: – Моя просьба – просьба графа Кураева, поскольку я уполномочен говорить от его имени. Больного я осмотрю и перевяжу лично. Я – врач. Но господин Зыркин должен быть изолирован от остальной прислуги ровно настолько, насколько это будет необходимо мне. Надеюсь, вы не станете препятствовать этому, Софья Андреевна? – требовательно спросил я у хозяйки дома.
Глядя уничтожающе на скрюченного в окровавленных простынях камердинера, боявшегося поднять глаза на хозяйку, она отрицательно замотала головой.
– Поступайте, как считаете нужным, Петр Ильич, – ответила хозяйка. – Простите, но я не могу более здесь оставаться. Еще раз простите.
И она поспешно вышла – я только услышал ее сдавленные рыдания. Вернулась Марфуша с нехитрыми медикаментами. Рана была не опасной – я сделал скорую перевязку.
– Бери его за шиворот и тащи в чулан, – кивнув на Зыркина, подмигнул я Степану. – Не дай бог, еще сбежит, тогда к Кабанину подастся. А этого допустить никак нельзя. Марфуша, есть в усадьбе хороший подвал?
– Для такой крысы найдется, – подбоченившись, усмехнулась молодая женщина. – Это ему на пользу пойдет, ой как на пользу! – она покачала головой. – Довоевался,
