empty-line/>Пролог
В день, когда во Франции отмечали 113-ю годовщину взятия Бастилии, а в Венеции обрушилась кампанила собора Святого Марка, в Киеве решалась судьба одного молодого человека…
Влиятельный господин прошелся по просторному кабинету и не спеша, по-хозяйски, опустился в высокое дубовое кресло, однозначно говорившее о большой важности и больших амбициях. Это был приличных лет мужчина, порядочно богатый и чрезвычайно честолюбивый, давно покинувший службу, но, тем не менее, оставшийся в тесных сношениях с самыми видными государственными деятелями России современной эпохи. Нередкие встречи с первыми лицами Империи продолжительностью не отличались, однако же сановитые мужи нашего Отечества считали едва ли не своим долгом по приезде в Киев непременно посетить добродушного непотиста. Быть может, он тем располагал к себе министров и сенаторов, что, обладая широчайшими связями и, главное, властью, помогал им бескорыстно, без всякого меркантильного умыслу. При этом он всегда мог обратиться за их помощью, и они ему, как правило, не отказывали.
Нынче перед ним стоял субъект весьма незначительный: судебный следователь Бульварного участка Воскресенский. Кондратий Яковлевич (так звали Воскресенского) безуспешно пытался изобразить беспечность, что̀ не скрылось от цепкого взора влиятельного господина (будем называть его так).
– Что же вы стоите, голубчик? Присаживайтесь! – хозяин дома сделал великодушный жест рукою. На мизинце сверкнул золотой перстень с латинской литерой «G».
Судебный следователь кивнул, явив кроткую улыбку. Устраиваясь в куда менее вычурном кресле, Кондратий Яковлевич так и не решил, как построить беседу. Весьма щекотливое положение, в котором он оказался, не давало ему покоя последнюю неделю. Бессонница сменялась головной болью, а головная боль бессонницею. Нехорошие мысли навязчиво атаковали мозг, изо дня в день предпринимая очередные штурмы. Терпеть это статский советник Воскресенский более не мог. Потому и направился к своему давнему покровителю за советом, а еще лучше – за разрешением сложившегося недоразумения. Из негожего христианину суеверия выждал окончания поста, а затем и месяца.
Дружбою с ним Кондратий Яковлевич дорожил. Не каждому выпадает шанс иметь в товарищах столь значимую персону. Где-то порою даже вел себя чересчур заискивающе. Но что поделать? Такова она наша жизнь, что без фавору в ней живется весьма непросто. К тому же первая заповедь братства обязывала к неукоснительному повиновению.
А ведь дело-то, по большому счету, пустяковое…
Стало судебному следователю вдруг совестно, что такого человека обременяет своими глупыми проблемами, которые он и сам в состоянии преодолеть. Зардел весь, налился краской.
Разговор их мучительно не получался. Влиятельный господин, заметив некоторое затруднение гостя, любезно осведомился о его текущих делах, о семье, о здоровье. Воскресенский, чей чин статского советника выглядел в сём доме, по меньшей мере, неубедительно, несколько расслабился, раскрепостился. Поблагодарил за участие, коротко, без углубления в детали, поведал о каких-то бытовых мелочах, которые и для самого Кондратия Яковлевича не представляли должного интереса. Однако что-то же надо было говорить, в конце концов?
Слушая ту чушь, которою обильно снабжал его Воскресенский, влиятельный господин пытался припомнить, каким образом этот сухопарый зануда стал вхож в его расположение. То, что за него поручился один из венераблей, еще отнюдь не подразумевает открытые двери и ковровую дорожку. Ничего, кроме как дальней родственницы, в голову не приходило, поэтому оставалось принять данную гипотезу как истинную. Впрочем, не подумайте, что общество Кондратия Яковлевича сильно тяготило хозяина большого дома. Напротив, он очень любил беседовать и помогать всевозможным своим господам, обращавшимся к нему за помощью, будь то товарищ министра или простой статский советник.
Простой статский советник. Большинству чиновников никогда в жизни не достичь столь высокой вершины. Влиятельный господин невольно улыбнулся. Ему льстило смотреть на пятый класс табели о рангах, как на нечто чрезвычайно отдаленное. Этак глядят на муравья или на божью коровку.
Тем временем божья коровка Кондратий Яковлевич постепенно подходил к самой главной теме. Воскресенский свернул было повествование к своему пошатнувшемуся здоровью, как вдруг запнулся. На лице влиятельного господина, пристально за ним наблюдавшего, возникла язвительная ухмылка. Что̀ так развеселило хозяина большого дома, Воскресенский, разумеется, не понял, но, будучи не слишком талантливым судебным следователем, определил причиною свою собственную жалкую персону и не преминул тотчас запунцоветь.
Первые секунды влиятельный господин никак не мог взять в толк, отчего собеседник замолчал. Монолог прервался столь неожиданно, что застал его врасплох. Затем, наконец, он осознал, что появившаяся на его лице улыбка явилась не к месту, и принялся беспромедлительно выправлять ситуацию.
– Кондратий
