как волов продавши. Один, потому что в стельку напился, другой – из-за первого.
К полудню оба проснулись. Горский отчитал Унгебауэра за недопустимое поведение, порочащее офицерский мундир.
– Положим, не мундир, а тужурку, – поправил его опухший Демьян Константинович.
– Я выразился образно! – вспылил коллежский секретарь. – Неужели ты думаешь, я не отличу мундир от тужурки?
– Будь любезен, не кричи. Голова раскалывается…
– А что̀ мне еще остается, чтобы донести до тебя, что пьянство – прямая дорога к позору!
– У нас пол-Империи пьет.
– Потому что у нас пол-Империи крестьян! При их тяжелом физическом труде и при их малограмотности это простительно. Они просто не в состоянии найти себе самое занятие. Но ты же! Ты – образованный дворянин! Ты можешь читать книги, музицировать, играть на бильярде и в карты, в конце концов, вести светские беседы в салонах…
– Так я и вел беседы…
– Но зачем при этом напиваться, точно деревенский пропойца? Зачем?
– Знаешь что, мой дорогой схимник, – сжал зубы лейтенант. Левая его рука вцепилась в кортик, – не тебе меня учить уму-разуму! А коли считаешь меня деревенским пропойцей, то не имею более возможности продолжать с тобой общение.
Унгебауэр убежал курить, оставив Горского наедине со своими мыслями. Между попутчиками, ставшими за это время товарищами, случилась глупая и ненужная ссора.
Без двадцати четыре прибыли в Омск – главный город Акмолинской области. Область эта, лишенная всякой природы, представляла собою, за редким исключением, голую степь. Половину ее жителей составляли тюркские народы с круглыми головами и характерным разрезом глаз. Главным источником впечатлений в сей неживописной местности оказался полноводный Иртыш. Очень скромная железнодорожная станция встретила пассажиров бураном. Город заволокла белая пелена. В окна вагонов задувал такой сильный ветер, что никому и в голову не пришло выйти на дебаркадер. В столице Степного генерал-губернаторства поезд простоял целый час.
Вечером Унгебауэр вновь ушел просаживать деньги за игрой в преферанс. Как и следовало ожидать, явился жуир поздно и в еще более скотском состоянии, чем давеча. Горский сделал вид, что спит. Он догадывался, что Демьян Константинович нарочно так надрался, дабы его позлить. Пусть теперь спит на ковре, как собака, если не сможет залезть наверх. Будет подлецу урок! Уступать ему нижнее место киевлянин не хотел.
К вящему удивлению офицер флота легко подтянулся, опершись о стену, и перевалил свое отяжелевшее тело на полку.
На следующий день Антон Федорович увидел самую настоящую тайгу. Лиственные леса уступили место хвойным. Ели и пихты прочно обосновались в окрестных пейзажах, устланных снегом. От омского бурана не осталось и следа.
Унгебауэр мучился от головной боли, но заговорить с Горским не пытался. Коллежский секретарь,
