ценность семьи и понятие чести. Не пытаясь перекладывать ответственность, за свои подлые поступки и ужасные преступления перед человечеством на того, чей облик многолик, а пути неисповедимы.
Я писал только правду. В этом произведении, нет ни одной строчки вымысла. А тот читатель, который захочет это оспорить, пусть задумается о том, что у каждого человека своя правда. И найдутся тысячи, которые смогут оспорить и его. Писал от чистого сердца, надеясь на ваше признание. Искренне ваш Валерий Вульферт.
Пролог
В январе 1980 года в Москве стояли лютые морозы. Над городом висела синеватая дымка холодного смога. На перронах Казанского вокзала было практически безлюдно, только изредка, кучки людей перебегали от составов в здание вокзала и обратно, закутав лица в воротники. На вокзальных часах стрелка указывала на четыре часа утра. Старший сержант милиции линейного отдела Константин шёл быстрым шагом, смотря себе под ноги, прикрыв лицо рукавицей. К перрону прибывал поезд, поднимая снежную дымку, создавая леденящий ветер. Милиционер отвернул лицо от колющего потока и боковым зрением увидел подозрительный сверток, лежавший на куче шпал оставленных бригадой ремонтников ещё за долго до Нового года. Если бы не тусклый фонарь, раскачивающейся от ветра, и вспышками светящий на шпалы, он вообще ничего бы не заметил. По долгу службы он был обязан посмотреть что это, но мороз толкал его в спину. Милиционер сделал ещё пару шагов, но бдительность пересилила желание согреться, и он приостановился. Подойдя ближе, Константин увидел, что этот подозрительный предмет – кошмовое одеяло, самое обычное, какие выдают во всех пассажирских поездах Советского Союза. «Плёвое дело, – подумал милиционер, – несознательный пассажир, прихватил из поезда государственную собственность, чтобы подложить себе под зад, скорее всего для распития спиртного, и оставил. Заберу и отнесу в привокзальную прачечную, как время будет».
Протянув руку к одеялу, Константин вдруг замер, как перед ядовитой змеей. Из-под отвернувшегося уголка струились еле заметные клубы пара. Ужасная мысль пронеслась у милиционера в голове, «ребёнок». Развернув одеяло, он убедился в своей догадке. В одеяле лежал новорожденный малыш, обвернутый в окровавленную женскую сорочку. Мужчина завернул малыша, прижал его к груди и бегом пустился в отделение. Человек был напуган одной лишь мыслью «Люди хуже животных». «Как мать могла оставить умирать на морозе свое собственное дите, и вообще, черт возьми, куда катится весь этот мир», размышлял Константин.
Забежав в отделение, старший сержант с размаху врезал кирзовым сапогом по ножке деревянного стула, на котором спал грузный дежурный. С перепугу, милиционер одной рукой схватился за шапку-ушанку, а другой за кобуру, широко раскрыв глаза и рот.
–Что вылупился? Вызывай скорую!
–Кому?
–Ну не себе же! Ему!
–Кому?
И только в этот момент дежурный обратил внимание на одеяло в руках Константина, покрытое инеем. «Подкидыш»: воскликнул милиционер и потянулся к телефонной трубке, не отрывая взгляда от свертка.
Скорая помощь, приехала примерно через час. За это время дежурный фельдшер осмотрел ребенка, перепеленал, обработал пуповину. Врач сделал все от него зависящее для здоровья малыша. Ребенок в свое время не проронил ни звука, он только искал губами материнскую грудь.
Новорожденного передали врачам скорой помощи. Затем была больница и «Дом малютки» – ласковое название со страшным смыслом.
Малыш поражал всех своим сильным и упорным характером, поэтому, когда встал вопрос о его имени, и одна из нянечек предложила имя Булат, на том и решили.
Глава 1. Счастье.
Лёгкий ветерок, шевелил занавески на окне, за которым парил полуденный летний зной. Маленькому мальчику снился сон, что под кроваткой, на которой он лежит, находится его личные игрушки, такие, каких ни у кого в его группе нет. Из туалета доносился звон эмалированных горшков. Ему пришла пора вставать, но игрушки которыми он владел во сне, неминуемо бы исчезли. Ребёнок это понимал, и хотел как можно дольше продлить приятное ощущение собственности. Вдруг в спальне, раздался громкий стук каблуков о деревянный пол. Сладкий дрем четырёхлетнего мальчика прервал прокуренный голос воспитательницы: «Нет, ну вы только посмотрите на него! Все уже встали, а этот спит как сурок». Подойдя к кроватке, женщина сдернула простынь, которой был укрыт ребёнок, и швырнула её на соседнюю кровать, со словами: «Давай, подымайся, тебя никто персонально кормить не будет». Ребёнок только подогнул колени, и вжался в подушку. Тогда женщина раскрыла окно, и слегка хлопнув Булата по заднице, сказала: «Давай, подымайся, а то свой шанс проспишь!» Маленький нос мальчика, на котором роилась дюжина канапушек, зашевелился, от ярких солнечных лучей, ворвавшихся в комнату через окно, и осветивших сотни витающих в воздухе пылинок. Перевернувшись на спину, мальчик потянулся, сжав кулачки и вытянув носочки. Потом раскинул руки в разные
