уж ты сам решай. Подсказывать я тебе не буду… Впрочем, тебе интересно будет оценить её артистические данные.
Мы помолчали. И оба вспомнили Ленку. Какая она была ещё до того. Милая. По утрам счастливо улыбающаяся. Не умеющая совершенно готовить и убираться в квартире. И ушедшая потом к какому-то белому и пушистому Славику…
– Ты… это… – очнулся от воспоминаний первым мой двойник. – Время-то ещё есть?
Я поглядел на машинку. Оставалось ещё тридцать четыре секунды. Целая вечность!
– Немножко есть.
Я вспомнил, что сейчас попрошу у себя.
– Ты… сними очки. – сказал он. Я тут же снял. – И повернись!
Я прокрутился на месте. Потом подсказал:
– Теперь – ты!
И Валерка-второй, будто на подиуме, широко улыбаясь, сделал несколько шагов к окну, там повернулся и возвратился обратно.
– Слушай! А мы с тобой так похожи!.. И роста, вроде, одинакового! Ты не находишь? – выдал он.
– Ты окончательный и бесповоротный дурачина! – сказал я сквозь смех.
Мне это снова было забавно. И мы, крепко хлопая друг друга по плечам, хохотали долго, до самого моего отбытия. Я даже не успел вдохнуть. Свет померк, меня качнуло и Валеркина тень передо мной, набирая ход, кинулась прямо сквозь меня. Но я ничего даже не почувствовал.
Большой красный и тусклый фонарь за окном всё ускоряясь и склоняясь ниже поплыл к противоположному углу оконного проёма. Какое-то облако стало сгущаться в комнате прямо передо мной. Когда я разглядел в облаке знакомые черты, снова стало светло. На меня глядел Димка.
– Ну как? – спросили мы друг друга одновременно.
И тоже засмеялись. Но быстро прекратили.
– Как радиометр? – спросил, ещё улыбаясь, Дима.
И я только сейчас заметил, что радиометр на руке издавал какие-то звуки. Тихие, потому что кричалка радиометра, вероятно, была с обратной стороны и прижата к руке. И крупные цифры, которые были раньше зелёными, стали красными: «3,2». Я развернул радиометр к Димке.
– Ого! – сказал он. – Больше трёх микрозивертов в час!
– А допускается три десятые. – напомнил я.
– Фоновые три десятых уже не допускаются! Но не бойся, фоновое значение у нас в норме, меньше двух десятых…
– Как это, не бойся! У нас в десять раз превышена недопустимая доза! – и я постучал ногтем по стеклу радиометра.
– Это не фоновое значение. Это значение в те считанные секунды, когда твой реактор выдавал мощность! И очень, кстати, скромно. Рентгеновский аппарат, например, выдаёт что-то около миллизиверта, в сотни раз больше, но тоже недолго. А смертельной считается разовая доза в несколько зивертов. Так что безопасность у нас обеспечена! Излучение в миллион раз не дотягивает до смертельного уровня.
Миллион раз. Гм! Меня это почти успокоило. Я осторожно снял часы и начал отлеплять от руки Вовкин радиометр. Снова со скотчем выдрал из руки несколько волосков. Больно!
– Слушай, Димыч! А дядя Витя умер всё-таки
