к власти!
– Я? Я… рвался к власти?! Но не я же! Мы все! Пролетариат!
– Эта вы-та – пра-ле-тариат? Вы, русский два-рянин?
– Откуда вы знаете, что я дворянин?
– Мне ваша Ма-няша па секрету ска-зала.
– Я Маняше уши надеру! Это мой… мой отец… был дворянином! А я…
– А вы, ха-тите сказать, пра-летариат? Дудки, Владимир Ильич, дарагой мой! Вы – влас-тэлин этой страны! Диктатор! Разве нэ вашей рукой была уста-новлена в Рас-сии диктатура пра-ле-тариата? Вашей? Сагласны! Вашей! А кто такой пра-летариат для диктатора? Кто? Ну, кто? Кто?
Ленин шарил зрачками по одеялу, по простыне, по подушкам, словно в подушках ползла гадюка.
– Кто…
– Нэ притва-ряйтесь, што вы нэ знаете, кто такой на самом деле для нас пра-летариат! Для нас, взявших власть! Это – зэмля! Навоз! Мы ходим па зэмле, топчем ее, па-пираем ее нагами! А-на пад нагами у нас, пад нагами! Хатим – взрыхлим ее, хатим – взорвем! Хатим – сажжем! И вы, вы это па-нимаете, нэ ка-кетничайте. Сделайте вывод. А-дин только, но пра-вильный вывод. Почва, гумус, дэрьмо – то, што пад нагами. Это то, што жило кагда-то. Вчера. А-но уничта-жается и пере-гнивает. И становится плада-родным. Это дэрьмо, слышите, становится плада-родным! На мэртвечине, харашо сгнившей, вырастают ма-гучие пла-ды! На сга-ревшем, сгнившем мусоре пра-растает, растет новае врэмя! Вы поняли?!
– Да.
– Так вот! – Сталин возвысил голос. – Напишите новый декрет! Мы далжны ваз-вести уничта-жение в сис-тему! Любой хаос спасает только сис-тема, вы аб этом знаете лучше меня. Нам нужна сис-тема распла-нированной массовой смэрти.
– Да. Смерти. Смерть. Смерть! – Ленин все повторял и повторял мокрыми губами это темное слово. – Смерть! Смерть! Сме…
– Это толька в цэрквях в Пасху па-ют: смэртию смэрть па-прав, и сущим ва грабех живот дара-вав! А што, может, это и вэрно пад-мечено! Рас-стреляли – сталкнули в яму – сдох, сгнил – черви сже-вали – на черноземе кала-сится пшеница – вот он, новый хлеб новых врэмен! Кругаварот, ха, ха, ва-ды в природе! Вам памочь сделать этот новый да-кумент? Я – памагу! Я уже давно ево в гала-ве слажил! – Сталин шумно, всхлипом, подобрал обильные, как у всех курильщиков, слюни. – Этот декрет даст тал-чок…
– Развяжет вам руки, хотите вы сказать!
– Вам? Нам! Нам, хачу я сказать! Всэм! И вам тоже! Вы же еще нэ умерли!
Ленин побледнел. Молодая секретарша нагнулась к пишущей машинке и быстро, мгновенно вытерла пальцем пот на виске. Продолжила печатать, быстро и жестко, жестоко выстукивая, выбивая из клавиш страшные смыслы.
– Не умер.
Подобие улыбки мазнуло мышиным хвостом по бледным губам под рыже-седыми усами вождя.
– И я нэ умер. Я жив, как ни-кагда.
– И вы уже… чувствуете себя во… во… ждем? Да?
Сталин не ожидал этого вопроса.
Вопрос жег, прожигал воздух, поджигал его пролетарской папиросой.
Иосиф снова вынул трубку из кармана. Философски смотрел на нее, молчал.
Руки секретарши зависли над клавишами «Ундервуда».
– Я
