мама готовила Эдуарду кофе, а к нему оладьи, тосты или сырники. Она нарочно просыпалась на час раньше, чтобы сын смог отправиться на работу сытым и ухоженным. После расставания с мужем вся ее нерастраченная нежность, словно обильный водопад, устремилась на двадцатипятилетнего ребенка. Сын растворялся в этой нежности, как в серной кислоте, теряя индивидуальность, но набираясь при этом какой-то неизвестно откуда взявшейся важности и резкости.
– Со сметаной? – капризно оглядел стол переросток.
– А ты хотел со сгущенкой? – встревожилась Анна Вениаминовна. – Или с джемом?
– Да ничего я не хотел. Не суетись, мам. Пусть будут со сметаной. Без разницы! Так спросил.
– Что у тебя на работе сегодня? – мать внимательно вглядывалась в беспокойные глаза сына. – Какие планы?
– Сегодня работа в полях. Обхожу своих пеньков, – брезгливо ответил Эдик. – Так воняет от них, не поверишь, – он поморщился. – Терпеть не могу.
– Скоро три года будет, как ты работаешь, и еще не привык? Ты делаешь большое, благородное, если угодно, христианское дело – помогаешь слабым и немощным людям. Самое главное…
– Что денег нет, – иронично продолжил сын, склонный к пространным монологам. Лицо его исказила сложная гримаса, составленная из отвращения к самому себе и злорадства, мол, я так и знал, что у меня никогда ничего не получится. – Работаешь за гроши. Если бы платили за эту работу нормально… Кофе добавь мне, пожалуйста. Ходишь к ним, смотришь за ними, продукты носишь. Слушаешь их бесконечные жалобы и рассказы о лекарствах, врачах, поликлиниках, болезнях. Одной отчетности мегатонны. А толку? У некоторых пенсии выше, чем я получаю зарплату. Представляешь? Есть полковник один бывший, круглый сирота, как я думал до вчерашнего вечера; служил, говорит, сначала на Дальнем Востоке, потом в нашем городе, пенсия почти сорок тысяч. Сорок! Понимаешь? Где справедливость? Живет один в огромной квартире. Потолки метров пять или выше. И всю свою пенсию тратит на какие-то книги или другую ерунду. И еще жалуется, мол, не хватает ему средств. Захламил все, паркет вздулся, не моется…
– У него родственники появились?
– Да, именно что появились. Словно ворон ударился о тротуар и обратился в родного брата полковника. Вспышка, дым и… – Эдуард сделал голос объемным и низким: – «Здравствуйте, я посланник потустороннего мира, прибыл с миссией добра!» Весьма неприятный господин.
– Так это же замечательно – брат все-таки.
– Да-да. Тихий ужас. Стоило устраиваться на эту идиотскую госслужбу за такие деньги? Конкурс еще надо было проходить, антикоррупционное собеседование, помнишь? За оклад в пять тысяч в месяц. Цирк! Зачем ты меня туда засунула, для чего такие страдания? Когда они ориентировочно воздадутся мне сторицей? Кстати, состав и объем «сторицы» этой хотелось бы представлять.
Анна Вениаминовна грустно смотрела на сына, набивающего рот
