дверь отворилась, и он увидел помятую полуголую девушку, закрывавшую грудь свободной рукой.
– А, это ты, – щуря глаза, безразлично проговорила она и опустила свободную руку. – Зачем шумишь? Проходи туда, – она показала направо, а сама пошла в спальню. – Юра, вставай, Эдуард пришел.
– Что? Кто? Что ему надо? Да пошел он… – услышал Свекольников по пути на кухню.
«Нормально договорились», – подумал он и включил чайник.
Прислушиваясь к возне в спальне, Эдуард размышлял о внезапной проблеме, возникшей накануне. Из головы не выходили проницательные, блестящие, как клинок, глаза Бабина-младшего, его странные манеры и неправдоподобная история.
– Кать! – крикнул он. – Иди сюда!
В шелковом халате и тапочках с глазами и ушами кролика, Катя прошла на кухню.
– Были вчера у деда?
– Да, – девушка доставала чашки и насыпала в них кофе. – Будешь?
– Только без сахара, с молоком. И как прошла встреча?
– Нормально.
– Расскажешь?
– Сейчас, кофе сделаю. Юр, я наливаю! Или Пашу подождем? Не будем? – она выставила чашки на стол, достала из холодильника хлеб, колбасу и джем. – А чего рассказывать? Позвонили в дверь, он открыл. Нормальный дедушка, настоящий полковник, гостеприимный, даже не поинтересовался, кто звонит. Я назвалась представителем риелторской фирмы, Юра – адвокатом. Все культурно, спокойно. Зашли, чуть чаю не попили. Сказали – так и так, у нас, то есть у фирмы, которую мы представляем, есть покупатель и предложение заключить с ним договор ренты пожизненного содержания на ну очень выгодных условиях. Всё как обговаривали. Колбасу бери.
– Спасибо. Во сколько приходили?
– Около девяти вечера, в начале десятого, – дополнил отчет подошедший Юра. – Он, когда понял, зачем мы явились, впал в ажитацию. Привет, Эд! Побелел и затрясся весь, словно услышал трансцендентное что-то. Потом его поведение стало совсем девиантным, заверещал в пароксизме колоратурным сопрано что есть мόчи – мол, ни о какой ренте слыхом не слыхивал и ничего такого ему не надо, что милицию сейчас вызовет. Неофобия, короче, на почве аберрации. Маровихеры, кричал, убийцы, уходите сейчас же… и так далее.
– Ты можешь нормально говорить? Без аберраций и прочей чепухи.
– Могу.
– Вот спасибо! И что дальше?
– Ну, дальше… Извинились, что напугали. Предельно куртуазно и вежливо, кстати. Сказали, мол, из самых лучших и чистых побуждений, во имя витальности, что зайдем через несколько дней, когда его мнение инверсируется, и ушли.
– Я же просил выражаться культурно.
– Ладно, извини за диффузность. Больше не буду.
– Всё? Больше он ничего не говорил?
– Всё, – подтвердила Катя. – А что еще?
– Да
