вы уроки делали! А полы я за вас мыть должна?!
Она схватила дочерей за волосы. Девочки завизжали.
– Я весь день как проклятая пашу, – орала хозяйка, – а они прохлаждаются здесь! Сидят, улыбаются. Уроки у них!
Я оттащил её в сторону.
– Маша! – держал я её за руки. – Что с тобой?
От моего вопроса и пристального взгляда, которым я пытался образумить её, у хозяйки началась настоящая истерика.
– Пошёл на хер! – срываясь на визг, завопила она.
Потом, оттолкнув меня, схватила полотенце и принялась лупить им дочерей. Лена тотчас же забралась на печь и спряталась там, забившись в угол. А вот с Мариной стало происходить что-то странное. Упав на пол, она закричала и затряслась какой-то нехорошей дрожью. Мать, не взирая на это, продолжала бить её.
Я схватил хозяйку и оттащил в соседнюю комнату. Она вырывалась, царапала меня ногтями и визжала. Лишь после того, как я посадил её на стул и хорошенько встряхнул, она как-то обмякла и немного успокоилась. По крайней мере, перестала вопить. Закрыв глаза ладонями, Маша заплакала.
Марина продолжала кататься по полу. Я поднял её и перенёс на кровать.
– Лена! – метнул я взгляд на прятавшуюся на печи девочку. – Что с ней делать? Может, «скорую» вызвать?
– Не надо, – отозвалась она. – Сейчас пройдёт.
Вскоре Марина действительно перестала кричать. Лишь болезненно всхлипывала.
Всё произошедшее произвело на меня весьма удручающее впечатление. Мне не хотелось оставаться сейчас в помещении. Убедившись, что Марине лучше, я захватил сигареты и стал одеваться.
– Я пройдусь, – кивнул я Лене. – Подышу воздухом. Может, мать успокоится за это время.
Лена мне не ответила.
На воздухе я закурил и бесцельно побрёл вдоль по улице. Что-то очень нехорошее ощущал я в окружающей меня реальности. Какой-то надлом, отторжение к этому месту, к этой работе, к этим людям.
– Да ничего, ничего, – говорил я сам себе. – Что ты как баба. Нельзя всё так близко к сердцу принимать. Везде такое бывает, в каждой семье.
Самоуспокоение действовало слабо.
Вернувшись через час на квартиру, я обнаружил хозяйку сидящей за столом. На столе стояла распечатанная и наполовину опорожненная бутылка дешёвой настойки. Ещё одна – пустая – валялась под столом.
– Садись! – выпученными, бессмысленно-презрительными глазами смотрела она на меня. – Пить будешь?
Язык её заплетался. Голова не держалась на плечах. Она была красной и злой.
– Нет, спасибо, – отозвался я.
И, чуть подумав, присел на соседний табурет.
Я сделал это зря. Мне надо было уйти в свою комнату, раздеться и лечь. Слабым, пьющим людям нельзя делать шаг навстречу. Но я дал Марии повод для колючего и идиотского разговора.
– Чё, не нравлюсь? – уставилась она на меня тем болезненно-пытливым взглядом,
