эти несколько дней я узнала, в какой нищете жили мои крестьяне. Мы ели только угрей, а когда похолодало и болота промерзли, и их не стало. Луковицы и сырая вода, да еще лепешки из грубой муки – вот все, чем мы могли попировать на это Рождество. И каждое утро я просыпалась от скрежета каменного пестика, которым старая Труда толкла в ступе горсть зерна. И это были единственные звуки в тиши холодных фэнов, если не считать отдаленных ударов молота в кузнице – мой кузнец Абба ковал оружие для повстанцев.
Возвращаясь после обхода округи, старый рив становился словоохотлив. По его словам, не случилось ничего особенного. Крестьяне защитили свою молодую госпожу от домогательств похотливого мерзавца – вот и все. Да за это сам опекун девушки должен их наградить!
Воистину, наивность этих людей была потрясающа! И однажды я не выдержала.
– Я поеду к шерифу Эдгару!
Все вокруг оживились. Утрэд тут же собрался в дорогу.
– Вернусь через два дня.
Он улыбался.
– Самое время будет, если мы попадем к герефе в конце йоля. Ведь йоль – грубый мужской праздник. Лучше бы вам это не видеть.
И он уехал предупредить шерифа. Я же… Подумать страшно! – я еду предлагать руку и сердце мужчине, которого совсем не знаю. Что, если он попросту рассмеется мне в лицо? Или велит схватить меня – мятежницу из фэнов? Ну а если все получится и он решит, что я подходящая невеста?..
Все вокруг не сомневались, что так и будет. Постепенно и во мне появилась надежда. Чем я не подхожу Эдгару? Я молода, хорошего рода, богата. Последнее имело наиважнейшее значение. Ведь я еду, по сути, заключать брачную сделку, а совершать сделки я научилась еще в монастыре. И я внимательно выслушивала отчеты Цедрика о своих землях, а сама все расспрашивала об Эдгаре Армстронге. Мне нужно было знать этого человека, знать, что его интересует. Да и когда еще я могла дать волю своему любопытству, получить ответы на вопросы, которые носила в душе.
Но рив Цедрик видел только деловые стороны нашего союза. И уточнял, о чем мне надо говорить с герефой: о прекрасных лугах и выгонах в моих владениях, о стадах овец, о дороге, которая ведет через фэны.
Но помимо разговоров с Цедриком меня кое в чем просвещала и Эйвота. Эта яблочно-сдобная златокудрая красотка знала толк в мужчинах… и в том, как их прельщать. И вот, когда мы перед сном жевали сухие лепешки, она доверительно рассказывала мне, как вести себя с женихом, как глянуть, как отвести глаза, когда улыбнуться.
– И не пугайтесь, госпожа, если он захочет пощупать вас руками. Конечно, в обители вам внушали, что это грех. Но Господь создал женщину, чтобы дать усладу мужчине. А ласки мужчин… – она протяжно вздыхала, улыбалась. – Вы не должны этого бояться. Дайте подержаться за себя. А он это непременно захочет. Вы ведь что фея, только во плоти. И пусть уж он ощутит, что ему предлагают. Худенькая вы только, право… Но грудь у вас округлая, красивая. О, миледи, вы не сердитесь на меня за эти речи?
Я
