посыплется яд.
– Наш… цветок, – проговорил старик, подчеркивая выбор слова, – занят другими делами. И теперь, оказав ей любезность, я откланяюсь, чтобы…
– Любезность? – переспросила София, от эля ставшая бесцеремоннее обычного. – А вы разве не страж?
Мужчина оттолкнулся руками от стола.
– Был стражем, пока другая семья не поубивала моих. Теперь делаю, что заблагорассудится. Что в данном случае означает: откланиваюсь.
Николас встал в то же миг, что и страж Линденов, догнал его в толпе и схватил за рукав:
– Что еще за «другие дела»? Мы ждали ее…
Страж вывернулся из рук Николаса, задев другого завсегдатая таверны и плеснув элем Николасу на ботинки.
– Я похож на того, кому Роуз Линден станет открывать свои треклятые тайны?
Справедливости ради, учитывая его помятый вид и весьма впечатляющий шрам вокруг шеи, который мог остаться только от веревки, он был очень даже похож.
– Она сообщила вам еще хоть что-нибудь? – нажимал Николас, раздражаясь от того, что приходится повышать голос, перекрикивая повизгивание скрипки и громогласный смех завсегдатаев. – Она еще на острове?
– Ты по-аглицки-то разумеешь, милок? – усмехнулся страж. – Мне тебе, что, по-хранцузски растолковать или…?
Женский вскрик прорвался сквозь раскаты басовитого мужского гомона. Николас обернулся к их новому столику, обнаружив рядом с ним девушку-служанку, лихорадочно собиравшую раскиданные по столешнице осколки. Еще одна щуплая фигура в синей матросской курточке промакивала жидкость, капавшую со стола на пол.
– Ты, корова! – заорала София, выхватив тряпку из рук смущенной девушки и хлестнув ее по переднику.
– Случайно… Простите, ради бога… Споткнулась… – бедняжка едва могла выдавить полслова.
– Ты что, слепая? – расходилась София. – У меня один глаз, а я и то лучше вижу!
– Удачи тебе с компаньоном, – хмыкнул страж и, пока Николас оборачивался, уже вынырнул в другом конце зала, отделенный людским морем. Ветер вновь от души грохнул дверью, и страж растворился в ночи. Хозяин «Трех корон», отставив поднос с пойлом, пошел заложить засов, прежде чем дождь промочит пол.
– В чем дело? – спросил Николас, проталкиваясь к их столу. София, откинувшись на стуле, мрачно наблюдала, как служанка сметает последние осколки себе в передник.
– Кто-то, – с нажимом сказала София, будто этот «кто-то» не стоял рядом с ними, – будучи полной и окончательной дурой, решил перевести отменный ром, искупав в нем меня…
По правде говоря, жидкость весьма кстати освежила ее запах.
– Я не дура! – служанка побагровела. – Я смотрела, куда иду, но что-то попало мне под ноги!
Девушка унеслась, прежде чем Николас успел выдавить что-нибудь примирительное. А София, разумеется, разъярилась еще пуще.
– Что? Не может вынести даже намека на критику? –
