уж ты всё знаешь, а тут… такие элементарные пробелы! Нельзя над ней летать, – уверенным тоном заявил отец и взглянул на внешне невозмутимого сына, ожидая его реакции.
Эмоциональный Джонни не заставил себя долго ждать и выразил возмущение:
– Да что же это за свобода такая, над которой нельзя летать? И почему я не имею право взглянуть на нее сверху и внимательно рассмотреть оттуда? Почему я должен смотреть на нее снизу и держаться подальше? А вот я хочу, – он выдохнул скопившийся горячий воздух, – хочу быть выше свободы, быть над свободой.
Снова вмешалась сестра: ехидство с радостью слетело с ее вредного языка.
– Да мало ли кто чего хочет! В свободной стране далеко не всё свободно… продается и покупается.
– В этом ты ошибаешься: всё и вся! Читай газеты и журналы.
Увлеченная только своими мыслями, она его не слушала.
– Думаешь, ты один такой умный? А вдруг все захотят летать над свободой, да еще плевать на нее сверху. Люди же всякие бывают.
– Глядя на тебя, в этом я не сомневаюсь. Что касается меня, то я вовсе не собираюсь на нее плевать, а только полюбоваться и ощутить себя свободной птицей. В конечном счете она должна служить человеку, а не человек ей.
Отец хмуро усмехнулся, сосредоточенно покачивая головой.
– Да ты у нас, я гляжу, настоящий демократ! Или либеральный оппозиционер?
– Я простой человек, а поскольку еще юный, поэтому пока вне политики, экономики и всяких грязных избирательных технологий… Пап, признайся, а ты не хотел бы взять и взмыть к облакам?
– Упаси бог.
– Сочувствую. Всякая душа хочет летать, да не у каждой есть крылья.
Сестра саркастически хмыкнула:
– То ты у нас птица, то человек… Не поймешь тебя.
– И не пытайся, а то сдвиг произойдет. В одном уверяю тебя: не краса я.
– Это у тебя уже крыша поехала: одни тараканы на уме.
Несмотря на сахарный диабет, мама не могла удержать себя. Однако при упоминании ненавистных тараканов она поперхнулась и чуть не подавилась третьим по счету пирожным – последний кусок весьма некстати застрял в ее горле.
– Ч-что? Ч-что? – еле вымолвила она чужим хриплым голосом, продолжая давиться непережеванными остатками. А выплюнуть неприлично.
Однако дочь не успела удовлетворить ее любопытство, вмешался Джонни и пригрозил:
– Кэтти, еще одно слово, и родители узнают о тебе очень много нелицеприятного. Не думаю, что ты хочешь разочаровать их.
Сестра вспыхнула, ее нижняя губа затряслась. Встретив недоуменные взгляды родителей, она еще больше разволновалась. Мгновение, и ее словно ветром сдуло со стула, со слезами она поспешила покинуть столовую. На прощание она, горько всхлипывая, причитала:
– И когда прекратится это издевательство? Какая я ему Кэтти?
Нервно хлопнула дверь – и всё стихло. Мысленно все присутствующие, конечно же, обвинили невоспитанного брата. Затянувшуюся нервную
