ему строго запретил сам Лофр. – Твою ж чешую, в точку.
– Дело поправимое, но лечиться надо усердно. Мазь для глазика, ещё травки в заварку и на примочки, – бормотала Ула, всматриваясь в здоровый глаз, бесцеремонно ворочая бритую башку Шельмы. – Воровать тебе вредно, деточка. Не лежит у тебя душа к поганому делу, а вот руки тянутся. Беда… ты уж следи за собой, не то душа с горя ослепнет, а такое самой сильной травкой не исправишь.
– Ну дык… прям вилы в кадык, – насторожился Шельма, отодвигаясь от травницы и опасливо изучая приготовленные ему баночку с мазью и тряпицу с травами.
– В роду у него сплошь ворье, до седьмого колена, – поделился кто-то из младших, таясь в общей куче.
Теперь занятия забросили все во дворе. Ученики толпилась, глазели на ошарашенного Шельму, сидящего в обнимку с пучком травы. Рот у бывшего вора без звука открывался и закрывался, и, кто умел читать по губам, тот распознавал весьма заковыристые ругательства…
– Подголоска лечить не стану, в нём душа вялая, с подрезанным корнем, – не оборачиваясь, сообщила травница и нащупала руку второго больного, помолчала, считая пульс. – Подвинься сюда, деточка. Нехороший у тебя кашель. Омаса?
Рослый старший сразу очутился рядом и кивнул, выражая внимание.
– Омаса, посели его отдельно. Заразный, и крепко, – вздохнула травница, прекращая щупать горло больного. – Из синего чайника пусть пьёт, а ты поставь кого внимательного – кипяток подливать. До завра он отлежится, а там гляну, что к чему.
Шельма, успевший за время осмотра второго больного сделать три кривых петли возле беседки, со стоном сунулся к травнице, выгрузил из-за пазухи ложку, малое полотенце. Добыл из кармана горсть меди, ссыпал на доски – и побрёл прочь.
– Хороший мальчик, – безмятежно улыбнулась Ула, глядя вслед.
– Когда спит, к стенке поворотясь… но и тогда не особо, – Омаса поскрёб затылок. – Разве руки скрутить, да в подпол… А ну его! Хэш не гонит, значит, хэшу виднее! У нас двое вчера крепко поранились, позову?
– Зови, – кивнула травница.
Дверца в левой воротине с грохотом впечаталась в стену, пропуская спешащего из города Лофра. В новенькой парадной рубахе, при тяжеленном букете. На лице хэша наблюдалась устрашающая сосредоточенность, с какой людей убивают, и никак не менее.
Лофр прошагал через двор и шваркнул букет об пол беседки.
– Живо заканчивай тереть им сопли, – велел он, взбираясь на подушки и устраиваясь. – Мне, видишь ли, гости не надобны. Обживайся по полной, а для такого женщине требуются всякости вроде мебели и платьев. Омаса, проследи, чтоб после обеда был готов выезд. Из правого крыла, из двух комнат, вон те окна, пусть начисто всё повыкинут. Ула вселится, чтоб с отдельным крыльцом, вы ж иначе через окно лазать повадитесь из-за всякого крайнего синяка.
Травница
