Чё за чё-о, козыри ох-не-ей…
– Деточка, – вздохнула Ула, вслушиваясь. – Мне бы хоть одно словечко понять.
– Ну ж… Ща ж, – смутился Шельма и… сгинул.
Все ученики знали непостижимую особенность массивного тела Шельмы: растворяться в воздухе хоть темной ночью, хоть средь бела дня. Не помогало самое усердное наблюдение. Да возьми Шельму за руку – и то без толку! Вот он сиднем сидит посреди двора, в носу ковыряет, чешет бок, сонно моргает… и вдруг – пропал! А ты весь внимание, пить не пил хмельного… но остался глупо охать и сомневаться: а всё ли ладно у тебя со зрением? Правда, в минувшие два дня отыскать Шельму удавалось даже младшим ученикам. Надо было всего лишь внимательно изучить пространство шагах в сорока от травницы, – и обязательно там обнаруживался Шельма, занятый каким угодно делом, будь то усердное исполнение урока с оружием на солнцепёке, отлынивание от забот в тени или непроизвольная для воровской его породы слежка хоть за кем, даже и за приятелем, но непременно украдкой.
Для травницы исчезновение Шельмы было внове, Ула щурилась и охала, смущённо улыбалась, не имея сил решить: ждать «деточку» или идти к дому? Ночь вылиняла, но ещё не стала утром, холодно на дворе по-осеннему, промозгло. Ветерок посвистывает, того и гляди – белых мух зазовёт, чтоб по первому разу высеребрить траву…
– Во!
Ула вздрогнула и всплеснула руками: Шельма снова стоял на прежнем месте. Только теперь у него на плече примостился тощий уродец, похожий на облезлого птенца. Блеклый, помятый, заспанный. Сальные волосы торчат во все стороны, как мокрые перья. Робкая улыбка подпорчена нехваткой переднего зуба.
– Брат говорит, – пропищал кривоплечий, по-цыплячьи вытягивая шею, укутанную в три оборота пухового шарфа, – что в «Алом Льве» дела решает хэш или его доверенный ученик. Омаса отбыл, никто иной не назначен. Хэш был задумчив сверх обычного. При воротах в ночь стоял брат, так что он вроде и козырь… то есть старший. Только хэш не мог его оставить. Брат думает, вы, тётушка, и есть главная. Вы должны знать о таком деле.
– Ты кто же будешь? – улыбнулась Ула.
Она с некоторым недоумением приняла из рук Шельмы вышитую шаль – новую, выбранную в подарок самим Лофром. Накинула, вмиг согрелась и предпочла не думать, как ловкач добыл вещь, с вечера уложенную в сундук, на дно: слишком дорогая, носить такую показалось неловко. В комнате при разборе покупок никого не было, занавески на окне оставались опущены, да и сундук – а не на замке ли он? Похоже, остался не заперт, привычки к сбережению имущества у Улы не водилось с молодости. И прятать нечего, и травники – они живут при открытых дверях, ведь больные находят к ним путь днём и ночью, в хорошую погоду и в дождь.
– Зябко… до чего ты заботливый, деточка.
– Ну дык… – шея Шельмы заметно порозовела.
– Он такой, – пискнул
