Как опыт подсказывает, хэшей лечат вовсе уж плохо. Их и за золото, и за страх, и за уважение – один край, только и делают, что калечат… Но в Тосэне другой обычай, там лечат с душой. Вон червяк Монз бодро ползает. Одно мне странно: двуколка под весом книг не хрустит.
– Он все роздал, без жалости, – сникла женщина. – Я Ула, вы моего сына, пожалуй, помните?
– Вы и есть та лучшая в мире травница. Ага, – Лофр замер, похлопывая себя по брюху. – Ага! Повезло мне. Вот только знать бы, какой такой ценой… и где сам Ул?
– Не ведаю, – всплеснула руками Ула. – Монз указал: спешно ехать сюда и лишнего не думать, а если сделается ему вовсе худо, показать письмо. Спорить было невозможно, видно ведь: он безвозвратно из дома подался.
– Худо… Червь резвее моего ползает, – Лофр отстранился, обернулся и завистливо глянул на гостя, переминающегося у двуколки. – Мне его не жаль, мне себя жаль. А ваш Ул та еще заноза, не пропадёт. Ловкий – аж не глядя выпороть охота.
– Он хороший мальчик, – смутилась Ула. Вновь поддела хэша под локоть и повела далее, по ступенькам в дом. – Тяжело на вдохе или же на выдохе донимает главная боль? Тут или левее? А вот стукну легонько, отдаёт куда?
Лофр, пропавший было в коридоре, снова выглянул в полуприкрытую дверь, тараня её брюхом. Нахмурился, наблюдая обычную, деловую суету. Коня уже распрягли и ведут прочь, тюки и короба отвязывают с задней площадки двуколки, снимают и бережно несут в дом. Прибывшего в двуколке гостя поддерживает под локоть сам Омаса, и весь, дубина здоровенная, исполнен чисто деревенской почтительности.
– Эй, короб с травами, сюда, – позвал хэш и пронаблюдал, как короб о двух ногах – лёгкий, но объёмный, человека и не видать за ним – помчался во весь дух к крыльцу. Хэш высунулся из двери по пояс и взревел: – Кухня! Самих изжарю, если гости ужина сей миг не получат.
Подворье «Алого Льва» затаилось, благоговея, пока хозяйский бас катился и дробился, вызывая эхо… Так и узнали, что гости к хэшу прибыли особенные, а Омаса – вот же дубина с чутьём, по роже и не заподозрить! – опять не сплоховал.
Утром новости подтвердились, даже с избытком. Ни свет ни заря во дворе проявился стук. Заныли, завизжали пилы. А, когда пришло время выходить для утренних занятий, всякий споткнулся, с недоумением обнаружив новое: беседку, низкий стол внутри, подушки по всему полу, на южный манер. Посреди беседки – бодрого Лофра, отоспавшегося впервые с незапамятных времён! В уголке самовар. А при нем гостью, сосредоточенно перебирающую травы перед длинным рядом разноразмерных чайничков.
– Сколько у вас детишек, – по-деревенски простовато улыбнулась гостья.
Странно, но усмехаться в ответ на такую наивность мало у кого из «детишек» получилось. Голос у гостьи был тёплый, спокойный, и смотрела она как-то… хорошо. Даже Лофр при ней выглядел непривычно мирным.
– Лентяи, – тыча
