обыватели, ловящие нехитрые удовольствия от мимолётной жизни.
Когда мы уселись, то сразу, как полагается, выпили из водочных рюмок за здоровье внука Данилы, закусили селёдкой. Женщины только пригубили. Явно ждали «благородных» напитков. Лёнька Сомов, парень лет тридцати, с золотой цепочкой и в джинсовой рубахе, нагнулся ко мне и шепнул:
– Дионис Валентинович, знаешь, почему Василий Матвеевич не пришёл.
– Догадываюсь, – сказал я, занюхивая хлеб после принятой рюмашки.
– Знаешь, каким волком он в последнее время на меня смотрит?
– Догадываюсь, – сказал я, намазывая горчицей хлеб.
– Он теперь против меня и директора настраивает.
– Слушай, Леонид. Да поставь ты его Ромке один раз четвёрку.
– Этому балбесу? Да ни в жизнь! Я после этого себя уважать не стану.
Что я тут мог ему ответить?
– Ну, тогда не ставить.
– А директор? – сделал страшные глаза Сомов.
Надо же, хочет и принципы соблюсти и не усложнять себе жизни! Дилемма! Только это не то место, где решают такие глобальные вещи. В конце концов, тут же не Давос!
Я повернулся на другую сторону, где скучала Женечка, некрасивая возраста Лёньки молодая женщина. Коротко остриженная и толстая, наряженная в брючный розовый костюм и затянутая поясом с блестящей бляшкой, она внимательно слушала попсовую песню, звучащую из колонок возле аппаратуры звукорежиссёра, лысеющего угрюмого мужика с обвислыми усами. Заунывная песня располагала к тому, чтобы у неё, с истерзанной душой Сони Мармеладовой, была возможность в сотый раз презирать примитивных мужчин за то, что, они, увиливая за вертихвостками, до сих пор не желают замечать её, обладательницу такого щедрого душевного богатства.
– Женечка, а почему вы не закусываете? – мягко обратился я к ней.
– Ах, оставьте этот сочувствующий тон. Лучше дайте мне прикурить.
Когда она вынула дамскую сигарету и манерно поднесла её к губам, я зажёг зажигалку. Прикурив, Женечка выпустила длинную струю дыма.
Татьяна Ивановна, дама лет сорока пяти, чувствуя себя весьма уверенно в своём новом стильном голубом платье с глубоким вырезом, в ложбинке грудей котором блестел овен, знак её зодиака, и с причёской «аля Горгона», недовольно заметила ей с другой стороны стола:
– Милочка моя, женщина не должна курить. Это аморально во всех смыслах. Говорю вам как своя. Другие вам вместо этого скажут какую-нибудь пошлость .
– Ах, оставьте, – пролепетала Женечка. – Может, я хочу умереть.
– Эх, не грусти, ягодка, – засмеялся плешивый Игнатич и громко шмыгнул носом. – Найдём мы тебе жениха.
– Ах, оставьте, – Женечка аккуратно притушила недокуренную сигарету о пепельницу в виде лаптя. – Никто мне не нужен. Ибо не те сейчас пошли мужчины. Не той генерацией.
