дверь, я оказался в коридоре почти таком же, как и в другой стороне. На одной из дверей я прочёл «Буфет». Так. Как мне пробраться к предбаннику? Неужели только через зал? Буфет, фуршет, клозет. На нервной почве у меня начал проявляться смех идиота. Буфет, балет, кисет. Я заглянул в буфет. Там за стойкой, на фоне всевозможной жратвы и пойла, стояла упитанная тётенька с какой-то гребешковой хренью на голове, в розовом фартуке и с очками на краю носа, и чего-то старательно вписывала, видимо, разгадывала сканворд. Шесть-семь столиков были пусты, не считая лесника Тихоныча. На его столике были рюмка, опорожнённая на три четверти бутылка портвейна и откусанный с краю плавленый сырок. Как пел когда-то корифей русского шансона Аркадий Северный «И давно разломленный в кармане, Засыхает плавленый сырок». Конечно, сырок не разломленный и не в кармане, но Тихоныч обязательно его разломает и сунет в карман, где он будет сохнуть. Этому леснику терять уже нечего. А мне есть чего?! Не знаю. Но надо было что-то делать. С ходу оценив обстановку, я быстро подошёл к буфетчице и как можно культурнее спросил её:
– Пшэпрашам, пани, как можно выйти на улицу, минуя зал?
Буфетчица, оторвав взгляд от сканворда, недовольно на меня посмотрела, потом сказала:
– Очень просто. Коридор огибает зал сзади.
– Благодарю, – залпом выпалил я и залпом же кинулся в коридор.
Теперь любительница бородатых мужчин – это точно – сведёт меня в могилу психологическим анализом. В каждой вещи есть своя обратная сторона. Может, бороду нафиг сбрить?
Обогнув коридор, я попал туда, куда мне было и нужно. Очутившись в предбаннике, я устремился к выходу. Но тут мне дорогу преградил Фантомас. Мне стало жутковато. А может быть, он и в самом деле Фантомас?
– Милейший, в чём дело? – возмутился я.
– Не вы ли Дионис Оскольников? – был вопрос.
Вместо ответа я кивнул.
– Вам записка, – без всякого выражения сказал он мне и сунул в руку сложенный в четверо блокнотный листок. Я было замялся, но надо было быстрей рвать когти из этого уфологического святилища.
Взяв записку и поблагодарив швейцара, я бросился к выходу. Только когда я спустился с лестницы, я вспомнил, что не дал Фантомасу на чай. Вот почему он так на меня глядел! Ничего. Делегаты дадут. Они сегодня будут щедры, как никогда.
Я быстро бежал по улице, шлёпая прямо по лужам и задевая осторожно бредущих прохожих. Добежав до остановки, я перевёл дыхания. Дождь почти кончился. Пели птицы. Кое-где пробивались лучи солнца. Я встал под каштаном и раскрыл записку. Её содержание было кратким и убийственным, как краткая очередь из «Шмайсера», после команды Фаер! «Приходите завтра в десять утра на Остров Бабочек.
Ирина».
Остров бабочек. ε
Конечно, нужно бы было не ехать. Но что поделаешь, если чувство, которое испытываешь к женщине ещё не успело рассосаться, ещё нежная рана не заросла грубым бесчувственным швом! Можно было бы проявить волю,
