моргая на то, чего не видели раньше: что шатер, в который они вошли из городских ворот, разбит на вершине холма; что с этой вершины вниз мягко уходит долина, простирающаяся до склона следующего холма примерно в миле отсюда. Что это пространство заполнено тысячами и тысячами солдат в двух больших отрядах, с широким проходом между ними. И наконец, что они делят вершину холма с огромнейшей пушкой, какую только видели человеческие глаза.
Поддерживаемая деревянными блоками, упертая в землю, будто гигантский темный червь, она была не просто большой. Она была чудовищной. Пятеро высоких мужчин, лежащих с вытянутыми руками, не смогли бы сравниться с ее длиной. Ни один человек не смог бы обхватить руками даже ее узкий конец.
Выхватив меч, Мехмед обратил к себе взоры. Он вновь надел шлем, и вновь засияла его броня. Султан вскинул клинок к небу, описал им широкую дугу и выкрикнул одно слово – «Давай!». Пока человек, казалось, сплошь покрытый сажей, подносил огонь к запалу, Мехмед вложил меч в ножны, вытянул указательные пальцы и снова заговорил.
– Вам стоит сделать так же! – крикнул он.
И заткнул пальцами уши.
Кто-то последовал его примеру, но большинство слишком растерялись, не успели – и потом они были обречены слышать рев пушки еще несколько недель. Кому-то почудилось, будто сам ад разверзся, взорвался пламенем и криками всех умерших душ. А остальным, евреям, христианам и мусульманам, собравшимся здесь, показалось, что Армагеддон наконец наступил.
Отдельно – звук. Отдельно – вид. Из чудовищного пламени вылетела комета, таща за собой шлейф огня и дыма, пронеслась всю долину между шеренгами воинов и наконец со звуком скорее природы, чем творения человека, врезалась в склон в миле отсюда. Восторженные крики армии не стихали, заполняя всю долину.
Мехмед подошел к краю ямы. Дым медленно рассеивался, и чудовище снова показалось на свет. Вокруг суетились люди, остужая его влажными тюками ткани. Посредине стоял человек, такой же черный, как и его создание, хотя своим цветом он был обязан пороху.
– Ну как, Урбан-бей? – крикнул Мехмед. – Ты рад первому крику своего ребенка?
Черный мужчина сплюнул, потом заговорил на османском с сильным акцентом.
– Да, повелитель, – ответил Урбан из Трансильвании. – Но мне нужно присмотреть за последом.
– Тогда пойдем и посмотрим.
Мехмед обернулся к Хамзе, стоящему чуть поодаль от толпы на склоне позиции. По кивку своего господина тот сделал знак рукой ожидающим людям.
– Владыки, – позвал Хамза. – Вы поедете?
Кони были приготовлены для всех, и никто, даже самые почтенные вроде великого визиря, не остался на холме. Пока турок может ходить, он может и сидеть в седле.
Мехмед вел их по долине; свет бил от него в стальные шеренги воинов и, отражаясь, возвращался обратно. Его десятки тысяч солдат радостно вопили, выплескивая свою верность в пронзительных криках.
Они галопом проскакали весь путь, все как один свободные от пределов шатра
