style="font-size:15px;"> Когда он досчитывал до тринадцати, все менялось. Но не так, как у матери – более ощутимо: менялась реальность, полностью. Вычислив закономерность, он перестал злоупотреблять счетом – может, испугался, – но теперь, когда точка кипения была так близка…
Она почти забралась, но…
– Боже!
Тоненький отчаянный вскрик – и она падает назад, ох, позвоночник же сломает. «Боже» – интересно, а что в такой ситуации вырвалось бы у ее подружек? Речь не о ругательствах, а о степени испытываемого ужаса. Успела ли крикнуть что-то Александра Андреевна?
Мила уже лежит внизу, ее крик разносится по всему двору. Травма серьезная, в этом Тихон уверен. Что самое жуткое, он видит ее глаза, в полном боли и страха взгляде немой закономерный вопрос: зачем? Зачем он ее толкнул? Да он никому не приносит ничего, кроме несчастий. Даже мать, которая любит его, быстрее построила бы личную жизнь без него и отлично это понимает.
«Интересно, а если я спрыгну?..». Намерения нет, просто шальная мысль.
Конечно, к Миле сбежались все – и подружки, и другие одноклассники, и спохватившаяся наконец учительница (где же раньше была?). Кто-то вызвал скорую помощь – может, вой сирены заглушит хоть ненадолго этот ужасный крик. Странно, но на Тихона никто не смотрит, он так и остается на дереве, сторонний наблюдатель.
С какой высоты она упала? Второй этаж? Да нет, вряд ли. Он больше не злится. Наверное, ему должно быть жаль Милу. Да и чувство вины, где же оно? Но ведь он никому ничего не должен, так?..
***
– Тихон?
Нахмурившись, я смотрю на нее.
– Подвинься и дай мне руку. Не бойся, сильно тянуть не придется, я сама могу…
Мила есть Мила, она все может и решает сама, несмотря на юный возраст. Я поддерживаю ее, но ей, кажется, это действительно не требуется. Мощная ветка под нами даже не прогибается. Этот дуб – как исполин, кажется, его и землетрясение не сломает.
– Ой. Как здорово. Отсюда все как на ладони, да?
Мила уже сидит рядом со мной и бесстрашно болтает ногами, глядя вниз (руки при этом так крепко вцепились в ветку, что пальцы аж побелели).
– Да. Мне тоже нравится, – соглашаюсь я.
– Привык смотреть на всех свысока? А на меня теперь не выйдет! – Мне кажется, или в ее голосе сквозит обида?
Я слегка теряюсь.
– Я скорее привык вообще не смотреть. Ну, то есть… дело не в тебе… но… но.
Я делаю вид, что разглядываю облака – как занимательно. А подружки Милы уже снова взялись за скакалки, но то и дело тревожно задирают голову и смотрят на нас. Еще иногда озираются – если появится учительница, шуму будет…
– Думал, мне слабО залезть, да?
– Не-е. Не думал я так. Просто опасался. Ну, понимаешь…
– Я понятливая. – Теперь Мила говорит с вызовом.
Она повернулась ко мне и изучает меня (что
