завёл его в свой кабинет и стал интересоваться, где
он мог напиться. Режим строжайший. Конвой и обслуга закурить не
дадут, не то, что налить чего покрепче.
– Тебя наказывать не стану, – миролюбиво сказал начальник лаге-
ря, – но ты должен честно признаться, где нажрался.
– Ну, да… Признаться… А ты их!.. – пьяно проговорил Жернов.
– Им тоже ничего не будет! – подмигнул хозяин. – Мне важно пре-
сечь на дальнейшее подобные нарушения режима.
– А какой мне толк признаваться? – вздохнул Васька.
– Проси, что нужно. Я дам.
– Вот это другое дело! – оживился тот. – Давай хлеба буханок пять,
десять пачек махорки и килограмм сахара. Расколюсь!
Начальник послал рассыльного с запиской на склад. Тот вскоре
всё доставил. И даже сверх того три банки тушёнки по собственной
инициативе.
Жернов на миг растерялся от такого неожиданного богатства.
– Я своё слово сдержал… – усмехнулся начальник лагеря. – Те-
перь говори, кто тебя напоил!
А Васька опять за своё:
– Скажу, а ты жратву себе в шкаф запрёшь и ещё всех нас нака-
жешь!
– Чёрт упрямый! Я всё тебе отдам. Слово!
– Лучше вызови с третьего барака Гришку Культяпого, – сказал
Васька. – Пусть он весь харч и курево заберёт от греха подальше.
Тогда ты меня не объегоришь!
Привели Культяпого. Он еле смог унести всё, что лежало на столе
в кабинете.
– Говори! – прикрикнул начальник лагеря на Жернова.
Тот ещё помедлил. Но ровно столько, чтобы не получить между
глаз.
– Эх, ты, следователь… – наконец покивал он. – Я трезвый как ан-
гел! А языком еле ворочаю от голода. Ноги заплетаются сами собой
от каторжной усталости!..
Начальник лагеря побледнел. Его, надо сказать, уже не раз обма-
нывали арестанты.
– Это ваш последний номер! – сквозь зубы заключил он и тотчас
отправил Ваську прямиком в карцер.
Но с тех пор за хозяином так и осталось прозвище Последний
Номер…
В общем, он посадил меня на табурет и дал закурить.
– Что произошло, Данильченко? – сказал с фальшивой дружелюб-
ностью. – Расскажи честно и подробно. Может быть, я смогу изба-
вить тебя от суда и неизбежного расстрела. Добавлю своей властью
месяца три штрафной и суток двадцать карцера: этим ты свою вину
и искупишь! Так сказать, малой кровью.
Я знал, что говорить и как держаться, чтобы избежать этой ми-
лости.
И я ухнул:
– Ни фуя ты от меня не услышишь!
Однако Последний Номер
