style="font-size:15px;"> – Не люблю зверей своей собственной породы. Я их слишком хорошо знаю. Львица, приходящая в восторг от льва! Куда это годится?
– Но этот лев хотя бы умен?
– А разве я не умна, хоть и львица? Нет, дорогая, нет, подобные избегают друг друга, а противоположности сходятся – вот как я мыслю о любви и замужестве.
– Значит, писатель тебе понравился больше?
– Да; у него не совсем обычное лицо: желтое, желчное, не слишком молодое; но глаза необычайно выразительные, зубы такие белые, волосы такие черные… и лукавая улыбка… Физиономия, в которой внутреннее достоинство освещает черты, может быть неправильные, да и довольно заурядные… Ты смеешься? Возможно, глупцам он покажется некрасивым. Но в нем есть что-то мечтательное, страдальческое, меланхоличное и насмешливое, а это, по-моему, необходимо даже красоте, чтобы она не была скучной. У него что, большое имя в литературе, у этого Жюля Тьерре?
– Понятия не имею, – процедила сквозь зубы Натали. – Есть по крайней мере две-три тысячи знаменитых писателей, о которых никто не слышал, кроме членов каких-то кружков, где они числятся.
– Это не значит, что у него нет большого таланта.
– Бог мой! Он, как и всякий другой, может стать первоклассным писателем! Надо только, чтобы тебя восхвалял определенный круг людей, и надо найти, чем можно угодить читателю в данный момент! Но какое значение имеет его место в иерархии великих умов, если он тебе нравится сам по себе? Ведь он тебе немножко нравится?
– Сегодня – даже очень. Но кто знает, будет ли он нравиться мне завтра?
– Постарайся, чтобы он тебе больше не нравился.
– Почему?
– Потому что ты ему не нравишься.
– С чего ты взяла?
– Я это заметила в тот самый момент, когда увидела кое-что еще.
– Что же именно?
– Что он влюблен в другую.
– В тебя?
– Нет; в Олимпию Дютертр.
– Ну да? – удивленно воскликнула Эвелина и добавила равнодушно: – А какое мне, собственно, до этого дело?
Натали пожала плечами:
– А мне тем более.
– Ты уверена в этом? – задумчиво спросила Эвелина.
– Я была в этом уверена еще до того, как он приехал сюда. Когда она в последний раз ездила в Париж без нас, он написал ей в альбом стихи – кстати, довольно плоские.
– Она тебе их показывала?
– Я и не спрашивала у нее позволения прочитать. Разве в альбом пишут секреты?
– Значит, эти стихи ничего не доказывают.
– Дорогая моя, в высшем обществе стихи – это способ объяснения в любви женщине под носом у ее мужа и перед всеми.
– Но ты же говоришь, что они плоские?
– Хочешь прочесть? Они у меня.
– Ах, ты списала их?
– Нет, просто запомнила…
И она передала Эвелине листок
