Конечно, я бы мог рассказать, что «кролики – это не только ценный мех, но и 3-4 килограмма диетического, легкоусвояемого мяса», но не поймет. Промолчал.
– Хочешь, произнесу благословение. И ты будешь одну рыбу за другой вытаскивать? – предложил кандидат в чудотворцы.
Тоже мне Иисус Христос выискался, но я за любой шухер, кроме харассмента.
Ребе пошептал, попытался плюнуть святой слюной в море, не попал: похоже, каббалист, познавший все сфироты, не знаком с пословицей, запрещающей плевать против ветра.
– Теперь забрасывай! – с воодушевлением воскликнул потенциальный мессия.
Забросил. Потянуло сразу на дно, удочка перегнулась, подсек. На леске болтался одинокий поплавок. Рыбина оторвала, вернее, перекусила крючки и грузило.
– Ты видишь! Ты видишь! – заорал ребе. – Говорил тебе!
– Вижу, что это абунавха*, да сотрется ее имя! – вздохнул я.
Теперь снасти менять. Спасибо тебе за благословение, святой человек!
* Абунавха – иглобрюх, родственница ядовитой рыбы фугу, водится в Красном море и перебралась в Средиземное. Употребление ее в пищу крайне опасно из-за содержащегося тетродотоксина, который представляет собой сильнейший природный яд нервно-паралитического действия. При попадании в пищеварительный тракт он вызывает сильнейшие боли, конвульсии и обычно приводит к смерти.
Арабская Джульетта
Она плохо говорит на иврите, но слово «хара» (дерьмо) знает прекрасно, постоянно его повторяет, тем более оно заимствовано из арабского языка.
Ей двадцать пять лет, невысокого роста, носит плотные черные брюки, обтягивающие стройные ноги, короткую кофточку с длинными рукавами. Её плоский животик украшает блестящий камешек.
Амалия очень любит смеяться, рассмешить её несложно, вот только когда она улыбается, её глаза по-прежнему остаются подозрительными и настороженными.
Увидев меня в магазине, она протянула ладошку для рукопожатия и заговорщицким тоном сказала:
– Покурим.
Мы вышли во двор.
– Через полгода обручение, – она показала фотографию своего суженого.
– Симпатичный, – сказал я. – Хороший человек? Любит тебя?
– Хороший. Наверно, любит, но я не люблю его. Мне он неприятен, особенно когда касается меня. Короче, хара! – Амалия крепко сжала губы.
– Зачем собираешься за него замуж?
– Арабские женщины не решают свою судьбу, – спокойно и с достоинством ответила Амалия.
– А кто решает? Ты ведь взрослая, самостоятельная, зарабатываешь, – я немного удивился.
Мне казалось, что эта девушка живёт обычной жизнью светского человека.
– За нас решают мужчины. Хара! – она снова произнесла своё любимое ругательство.
– Нельзя выходить замуж не по любви! Ты будешь несчастлива. Ты любила когда-нибудь? Знаешь, что это такое? – похоже, я влез не в своё дело.
– Конечно. Я уже пять лет встречаюсь с парнем, которого очень люблю. И он любит меня.
– Почему не выходишь за него замуж? – я удивился ещё больше.
– Это невозможно. Наши семьи враждуют. Старший брат нашёл мне жениха.
– Жених знает, что ты любишь другого?
– Рассказала… простил. Теперь приходится терпеть его поцелуи. Он обещал никому не рассказывать, что я уже не… , ну, ты понял.
Я кивнул.
Действительно хара!
Амалия засмеялась.
Ты продолжаешь встречаться со своим любимым? – осенило меня.
Да! Только очень боюсь. Узнают – убьют и меня и его. Короче, хара.
– Ты же можешь сбежать или переехать в другой город!
– Однажды я убежала, в Эйлат, несколько дней жила по-настоящему, братья меня нашли, привезли домой, избили, заперли в комнате, неделю не могла никуда выйти. Пригрозили, что запрут меня пожизненно, если буду позорить семью и не выйду замуж.
– Ты из религиозной семьи? – спросил я, будучи уверенным, что именно в этом причина злоключений Амалии.
– Мать религиозная, отец и братья – нет, – ответила девушка.
– Не понимаю…
– У арабов так. Женщина не имеет права решать свою судьбу. Хара! – Амалия закурила ещё одну сигарету. – У меня есть соседка, из религиозной семьи. Отец умер, её жизнью распоряжаются братья. Ей тридцать лет,
