Виталик это сделал, так и осталось для меня загадкой.
Сегодня 22-е июля, уже месяц как идёт война, а для нас она начнётся завтра или послезавтра. Загрузились мы как верблюды. Два ППД, СВТ и снайперка, по два нагана, по две фляги, ножи, по десятку гранат и патроны с продуктами и медициной. Виталик ещё пару пачек махорки отмёл, а то оставшиеся сигареты мы тоже в схрон отправили. Главное, конечно, моя медицина из неприкосновенного запаса и медицина местная, мы всё-таки на войне, а я в отношении медицины параноик.
В отличие от долбанутых на всю голову автомобилистов, считающих, что рекомендации Минздрава спасут их на дороге, я таскаю с собой огромное количество нужной и ненужной мне медицины, периодически её обновляя. Ибо нефиг. Никогда не знаешь, что тебе пригодится в Архангельских или Вологодских болотах, в которые меня заносит с завидной периодичностью. Теперь, конечно, уже заносило, но моя привычка теперь здорово меня выручила, и то, что мы тащим с собой, это очень далеко не всё, что я автоматически притащил из машины.
23 июля 1941 года.
План мой Виталик принял без дополнений. Я в принципе знал, где мне взять отряд. Знал, что бойцы этого отряда пойдут со мной в огонь и в воду. Будут умирать за меня, и молиться на меня, и самое главное, никогда не предадут и не сдадутся в плен. Виталик со мной согласился, и любой согласится, только чуть позже, хотя нет, ТАМ, согласится вообще любой. Где? Да в Верхнедвинском гетто. Да, я циник и ничего человеческого во мне, наверное, уже нет, но я человек двадцать первого века и Виталик понимает, о чём я говорю. Я когда-то читал, что в Литве, за годы войны, было уничтожено восемьдесят процентов евреев. Выжили лишь те, кто успел эвакуироваться на восток и те, кого перед войной отправили на север как классово чуждый элемент. Вот они выжили, а остальные нет.
Сам я, ни в каком месте не еврей и Виталик тоже, но для нас это ничего не меняет. Я собираюсь уйти отсюда подальше, в Латвию и Литву и строить небольшие опорные базы там. Причина проста, я помню, что немцы будут творить в Белоруссии и попасть под зачистку карателей мне совсем не улыбается, и, хотя Виталик знает эти места, уходить отсюда надо как можно скорее. Двинуться я решил на Себеж. Через Россоны и Полоцк было ближе, но там наверняка шёл поток немцев, подкидывающих подкрепления на Великие Луки, а на Себеже давно было тихо. Видимо немцы прорвались дальше на Псков.
Рано утром двадцать третьего июля мы закопали блиндаж и тщательно всё замаскировали. Потом я вспомнил как мой дед перед дорогой чуть-чуть, совсем ненадолго садился. Поддавшись воспоминаниям, так и сказал Виталику: «посидим перед дорожкой». Плюхнулись на пятые точки и чуть посидели. За эти несколько мгновений обычно люди вспоминают не оставили ли они перед дальней дорогой что то важное. Мы оставляли в этом блиндаже всю свою прежнюю жизнь, но она уже была для нас не важна. Жизнь начиналась у нас новая. Ничем не похожая на прежнюю она могла закончиться уже за первым поворотом или у ближайшей деревни.
