Прудон: атеист, анархист, нигилист, чем и горжусь.
– Но вы ведь были реинкарнированы… – говорит Сара Бернар.
– Да. Однако я не верил в реинкарнацию.
– И вы стали ангелом…
– Стал. Однако я не верил в ангелов.
– А теперь вы бог-ученик…
– Да. И я стану «богом атеистов», – заявляет Прудон, довольный собственной формулировкой. – Ну а вы, скажите честно, вы верите в эту школу богов? Думаете, мы что, экзамены по демиургии будем сдавать?
К дискуссии присоединяется новый ученик. Он явно страдает сильным косоглазием, которое пытается преодолеть.
– Там, наверху, – восклицает он вдохновленно, – наверняка есть что-то очень сильное и красивое. Мы всего лишь боги-ученики, маленькие боги. А там Великий Бог.
– И как вы себе его представляете? – спрашиваю я.
– Я представляю себе что-то, что нас превосходит по мощи, по величию, по сознанию, по всему, – говорит он, как в экстазе.
Нового ученика зовут Люсьен Дюпре. Он рассказывает, что был офтальмологом и страдал косоглазием, и что он пытался помочь другим видеть лучше. Прежде чем понял, что единственный способ видеть – это видеть душой.
– Охота вам нести всякую чепуху, – заявляет Прудон. – Я вот не боюсь утверждать, что нет ни Бога, ни начальника.
Среди учеников слышится шепот неодобрения. Анархист продолжает:
– Я как святой Томас. Верю только в то, что вижу. А вижу я людей, собранных на каком-то острове, которые, в то время как столько религий запрещали произносить это слово, продолжают упиваться именем Бога. Бог тут, Бог там. Вы считаете себя верующими, а на самом деле вы лишь сборище богохульников. Впрочем, что такое Бог? У нас что, специальные полномочия? Я констатирую лишь, что потерял свои атрибуты ангела. Раньше я летал и пересекал материю. Теперь я голоден, я хочу пить, на меня нацепили тогу, от которой все тело чешется.
Он прав. Грубая ткань мне тоже неприятна, и при одном слове «голод» желудок сжимается и зовет на помощь. Прудон продолжает:
– Я заявляю, что все эти декорации из картона, эта гора в дыму, все это липа.
В этот момент раздается короткий глухой звук.
Появляется кентавр с огромным барабаном на ремне, в который он бьет двумя палочками.
Затем появляется второй, третий, затем целая процессия из двадцати бьющих в унисон в барабаны кентавров.
Они приближаются шеренгой, идут вдоль амфитеатра, затем располагаются вокруг нас, и никто больше не движется. Барабаны звучат все громче и громче. Наши грудные клетки вибрируют. Их уже не меньше ста, и барабанный бой не прекращается. Ритм отдается во всем моем теле, в висках, груди, в руках и ногах Я ощущаю каждую косточку в отдельности и весь скелет целиком.
Кентавры, похоже, начали что-то вроде вибрирующего диалога. Одни начинают импровизированные соло, другие подхватывают его в том же мотиве.
Неожиданно конское ржание приводит построение в замешательство.
Появляется женщина на
