наперевес среди других солдат и точно таких же солдат-германцев, бегущих им навстречу. Разрывы артиллерийских снарядов и парящие в воздухе оторванные головы, руки, ноги в солдатских обмотках. И всю жизнь, уже став стариком, продолжал молиться о мире, а самым большим злом на земле считал войну. Всем сердцем он поддерживал деятельность советского Комитета защиты мира и деньги, что попадали ему в руки, отправлял на его счет.
Была у него одна странность, кто-то принимал ее за чудачество, и все же. Отец Симеон считал, что во время выборов его бюллетень должен непременно первым попасть в урну для голосования. Потому в шесть часов утра он уже появлялся у дверей избирательного участка, куда были приписаны и монахи, живущие в монастыре.
Быстро проголосовав, батюшка доставал из кармана подрясника сколько-то денег и клал на стол перед членами избирательной комиссии.
– А это, – указывал он на деньги, – на дело мира.
Ребята из комиссии, наши же семинаристы, звонили отцу эконому и спрашивали:
– Батюшка, отец Симеон дал нам денег на «дело мира», что нам с ними делать?
– Выполнять благословение, – шутил отец эконом, – купите себе что-нибудь к обеду и мирно между собой поделите.
Даже в дни праздников, когда уставом за трапезой полагалось вино, отец Симеон мог встать и предложить тост за мир во всем мире:
– Отцы, страшное это дело – война, станем молиться, чтобы Бог хранил наше отечество.
Старенький отец Симеон слыл опытным духовником, потому я ходил к нему на исповедь. Однажды прихожу каяться, встал на колени. Батюшка открывает требник читать слова чина исповеди, и у него из книжки выпадает листок бумаги. Он парит в воздухе и ложится прямо передо мной. Конечно, не скромно читать чужие бумаги, но я не удержался и взглянул.
Передо мной лежала телеграмма. В ней на куске телетайпной ленты было напечатано: «г. Мурманск архимандриту Симеону. Сердечно благодарю за помощь фронту. И. Сталин».
Отец архимандрит, смутившись, быстро убрал телеграмму назад к себе в требник.
– Прочитал? Удивлен, наверное? Ладно, чтобы тебе не изнывать от любопытства, расскажу, как я ее получил.
После закрытия лавры я служил на севере в городе Мурманске, был настоятелем и одновременно единственным служащим священником. К нам тогда ссылали множество отцов, но официальное разрешение от властей на совершение треб имелось только у меня. Помолиться в алтаре приходили и ссыльные владыки. Иногда во время службы возле престола стояло с десяток архиереев, а воздевать руки мог только я один. Очень это было тяжелое время.
Батюшка рассказывал, как он старался молиться и везде успевать, ведь за ним, единственным тогда легально служащим священником, стояла огромная паства. Одного только не хватало отцу Симеону: он никогда не проповедовал. Боялся, как он говорил, своего скудоумия и не решался наставлять тех, кого считал выше себя. И в одну из ночей во сне он увидел Пресвятую
