ответил он, разглядывая Косточкина сквозь стекла очков.
– Не думал, что можно сюда пройти, – сказал Косточкин.
– Не думал? – спросил человек и саркастически осклабился. – Не думал, – повторил он и снова воззрился на прореху в крыше.
– Да, внизу там решетка…
– Внизу там решетка, – проговорил человек.
Косточкину стало как-то неуютно. Что ж приятного, когда за тобой повторяют. Косточкин отвернулся. Сквозь бойницу вместе с серым волглым светом вплывало изображение соборных куполов, золотых луковок и крестов. Косточкин приблизился к бойнице, глянул вниз. Все те же крыши. Все тот же тщетный нефотогеничный свет. Но тем не менее он достал фотоаппарат.
– А о чем же думал? – вдруг спросил тот человек.
Косточкин щелкнул затвором, посмотрел на него. Вообще этот человек, конечно, вроде бы в отцы ему годился, но вежливость все-таки не помешала бы.
– Не важно, – ответил Косточкин.
Мужчина в очках кивнул.
– В том-то и дело, – сказал он. – Отсюда и последствия.
– В смысле? – спросил Косточкин уже против желания.
Ясно было, что мужчина пребывает на какой-то своей волне и лучше не продолжать этот разговор, а уйти. Но тут Косточкин боялся выглядеть перед самим собой малодушным. С какой стати уходить? Нет, он расположится здесь, послушает Эшкрофта, позвонит Марине. Он смотрел на человека в теплом халате кирпичного цвета, то есть плаще, обвисшем и потрепанном, в меховой бурой кепке.
– В бессмыслице, – ответил мужчина. – Раз не важно, то и яйца выеденного не стоит.
«Вы здесь живете, что ли?» – захотелось спросить Косточкину. Но кроме нескольких пустых пивных банок, кирпича, смятой сигаретной пачки и окурков здесь ничего не было. А почему-то этого человека хотелось назвать именно обитателем башни. Как-то он ей соответствовал.
Но вопрос его был другим:
– Как называется эта башня?
– Нет, а как вот это называется? – спросил человек и ткнул пальцем вверх.
Косточкин посмотрел на прореху в крыше.
– Ветром? – предположил он.
Человек трескуче рассмеялся, закашлял.
– Гвоздодером! – воскликнул он и сделал такое ломающее движение руками. – Гвоздодер и лом наш ветер. И я вижу, что какой-то мазурик обогатился еще на три доски. Вот какая чертовщина. Фальшивомонетчики в прошлом. В современности – гвоздодер.
– Так эти доски кто-то ворует?
– Не ворует, а, – заговорил он поучающее, поднимая вверх палец, – забирает. Воруют частную собственность. Или государственную. А историческую – забирают.
– Разве она не принадлежит государству?
– Государству… столько ему всего принадлежит, что многое перестает принадлежать. Смею поинтересоваться: откуда прибыли?
– Из Москвы.
Мужчина
