кому? – спросил Косточкин, стараясь вежливостью скрыть раздражение.
– Тому, кто отбивал город у тех, кто его занимал тогда, – ответил с хитрым прищуром мужчина в плаще. – Как думаете, кто это был, кто здесь сидел?
– Поляки? – почти наугад спросил Косточкин.
Человек в плаще потер темно-золотистые руки.
– Да! Они. И сейчас снова начнется нашествие Речи Посполитой. Да уже и началось, неделю назад целый отряд прибыл из Кракова.
Видя недоумение на лице Косточкина, он спросил:
– За новостями не следите?
Косточкин кивнул.
– Не следите, – понял мужчина.
– Нет, слежу, – возразил Косточкин. – Иногда.
– Иногда?.. Это все равно, что иногда дышу, а иногда нет.
– Есть вещи поинтереснее, – ответил Косточкин.
– Например?
– Музыка.
– А, так это – шарманка? – спросил тот, кивая на фотографическую сумку.
Косточкин улыбнулся.
– Ну, в некотором роде.
– И под мышкой ноты?
Косточкин не ответил.
– Ну так вот, – продолжил этот человек, – скоро годовщина ихнему самолету. Ту сто пятьдесят четыре. И самолет-то был наш. А президент и целая команда придворных – польские. Слыхали?
Косточкин кивнул.
– А я помню то утречко. – Мужчина сморщился, собираясь чихнуть, но так и не чихнул. – То утречко было ясным, хорошим. Я, как обычно, гулял на стене. В субботу. С утра здесь никого не бывает. И вдруг, буквально вдруг – накатило что-то, закрутился вихрь, понесло снежок, солнце задернулось. Туман пал. Как завеса. А самолет на подходе. Лех Качиньский с женкой и целой командой летели к своим мертвецам в Катыни. Пошли на снижение. И врубились в березу. В обычную смоленскую березу. Зашибли ее крылом. И все, самолет перевернулся вверх пузом и рассыпался в хлам, в клочья. – Мужчина поправил очки и в молчании уставился на Косточкина, потом продолжил: – А туман себе рассеиваться начал. Завеса поднялась. И все. Прямо как в летописи. С картинкой развалившегося Ту сто пятьдесят четыре. Летопись Радзивила номер два.
Косточкин молчал.
– Я вижу, тут хоть Радзивил номер три, четыре, – проговорил житель, наблюдая за Косточкиным.
Косточкин чувствовал, что надо высказаться, но не находил слов. Житель откровенно смеялся над ним. «Кто такой Радзивил, черт его знает! – соображал Павел. – Надо будет запросить в инете». Ему хотелось уйти уже, но было как-то неудобно. Хоть бы кто-то позвонил, Алиса или клиент, загнавший его в эти трущобы.
Он взглянул на жителя, на его красноватое лицо.
– Радзивил?
– Ага, – откликнулся тот насмешливо. – Летопись ему подарил один лесничий, наверное как раз когда этот воитель собирался ударить из Орши на Смоленск, осажденный Алексеем Михайловичем. Вот и стала летопись его имени… А так-то она смоленская, здесь ее писали-рисовали. Ведь вы фотографией увлекаетесь?
