style="font-size:15px;"> – Желает ей от мужчин сифилисом заразиться, и сгнить, как она сама гнила, в Аушвице, в госпитале… – парень помолчал:
– Эмилия хочет маму в Израиль отвезти. Она ее не бросит, никогда. Это ведь мать… – Тупица вспомнил:
– На его глазах родителей убили. Тоже в Кракове, в гетто, – приятель, отвернувшись, выбросил окурок:
– Все в Израиль хотят. Может быть, как ты говоришь, Штерна за нами прилетит… – он взял костыль:
– Мне в партизанском отряде хотя бы ногу сохранили, в двенадцать лет… – прихрамывая, парень заковылял к остановившейся на площади эмке русских офицеров:
– Милостыню просить тоже опасно, – озабоченно подумал Тупица, – отправят в русский приют, в Сибири. Такое ничем не лучше лагеря… – в бельгийской группе Авербах был самым младшим:
– Мне семь лет… – он остановился у поворота коридора, – никто меня одного не отпустит, папу искать. Старшим проще. На западе союзники, Бельгию давно освободили. Но папа за мной приедет, а Штерна заберет близнецов. В Израиле они оправятся. И вообще, им надо просто мать увидеть… – наверху, рядом с дверью на чердак, куда вела деревянная лестница, дети устроили укромное местечко. Здесь можно было покурить, высунувшись в полукруглое окошечко. Тупица прислушался, сверху не доносилось ни звука:
– Или в кладовую сходить, на котят посмотреть… – заколебался Авербах:
– Им две недели, они смешные… – мальчик ласково улыбался:
– Два черных и один полосатый. Как тигр, в зоопарке. Близнецы, в Амстердаме, видели и тигров, и слонов, а я ничего не видел, – грустно подумал Генрик, – только гетто, лагерь и приют. Зато я стрелять умею… – стрелять Тупица научился от приятелей, в Бреслау. Подростки, все, как один, расхаживали с трофейными, или ворованными пистолетами.
Авербах, впрочем, не любил оружие:
– От выстрела сразу глохнешь, а мне слух надо беречь. Папе можно воевать, он взрослый… – Генрик не сомневался, что отец где-то в армии или с партизанами:
– Он, наверное, ранен, выздоравливает в госпитале. Мать Эмилии была в госпитале, куда близнецов забирали, в Аушвице. На ней опыты ставили… – Тупица, смутно, понимал, что речь идет о медицине, – может быть, и на них тоже. Но у них руки и ноги в порядке, только с головой плохо. Их отец был врач, его арестовали… – легко взбежав вверх по лестнице, Тупица замер.
В белесом сумраке мерцали большие глаза близнецов. Братья сидели, взявшись за руки.
– Они часто так сидят, не отпускают друг друга… – Тупица, мгновенно, забыл об отце Иосифа и Шмуэля. Авербах попятился по ступенькам:
– Ухожу, ухожу. Считайте, что меня здесь нет… – в три прыжка миновав лестницу, он перевел дух:
– Лучше с котятами повожусь. Себастьян тоже любит с ними играть. Или Жозеф. Никто их различить не может, а они молчат.
