в поле зрения.
– Хорош, пацаны, – как можно более мирно сказал я. – Повеселились – и хватит.
– Не, ну я не понял… – буркнул Барбос. – Ты что, чурку пожалел?
Это была хорошая метла, фабричного производства, изготовленная по последнему слову двороуборочной техники. Про нее все уже забыли: и дворник, бросивший ее, когда началась вся эта заваруха, и Лелик, предлагавший девчонкам на ней полетать. А я вот вспомнил.
Будь она просто палкой с наломанными с ближайшего дерева прутьями, как попало притянутыми накрученной проволокой, многое пошло бы иначе. А у этого шедевра, созданного для облегчения труда дворников, черенок входил в специальное гнездо – и, соответственно, точно так же легко выходил, если отщелкнуть простенькую приспособу. Я наступил на синтетические псевдопрутья, наклонился, взялся за черенок и потянул. Мгновение – и у меня в руках полтора метра крепкого дерева.
Импровизированный шест описал полукруг, повинуясь едва заметным движениям руки. Лелик и Барбос попятились – знали ребятки, что Вован уличные драки не жалует и в разборках район на район старается не участвовать, но и в тренажерный зал ходить не забывает, а уж у седого Степаныча, который, по слухам, в молодости еще в полулегендарном Афгане повоевал, перенял не одну премудрость. А что поделать? Жизнь такая наступила: хочешь жить – умей вертеться, бегать, прыгать, махать руками и ногами, а также многое другое.
– Лапы уберите, – велел я, неторопливо вращая шест и стараясь двигаться так, чтобы жужжащий полуразмытый круг все время оставался между мной и ними. Но Барбос, похоже, и правда был по укурке.
– Ну ты дебииил, – сообщил он мне, – и вдруг протянул руку, словно хотел схватить меня за отворот куртки.
Если сунуть карандаш в вентилятор, раздастся надрывный визг, во все стороны полетят щепки и осколки графита, у вас в ладони останется измочаленный обломок, а вентилятор, прожевав помеху, будет трудиться дальше. Рука – не карандаш, и оторвать ее мой шест, конечно не мог, но треск сломавшейся кости прозвучал очень громко.
Плоское невыразительное лицо Барбоса стремительно побелело. Он отскочил назад.
– Вован, ты что? – недоумевающее спросил Лелик. – На кой тебе этот чурка сдался? Мы же с тобой в детсаде на соседних горшках…
– Убирайтесь!
Надо ковать железо, пока горячо. Шест метнулся вперед, выплясывая у самого леликового носа.
– Пшли вон!
– Идем, Барбос!
Лелик подскочил к приятелю, обнял за плечи, потащил от меня прочь. Тот лениво вырывался, вихляющиеся движения откровенно выдавали, что Барбос закинулся косячком местной шмали – на чуйский или афганский план у наших пацанов бабла не хватит.
– Мы с вами пойдем, мальчики? – пискнула одна из девчонок.
Барбос, держа на весу сломанную руку, завернул такую матерную тираду, что все боцманы мира от зависти
