чем-то похожая на ту, что меня сюда привезла, вымолвила:
– Сударыня Малена, княжеский чародей, как вы и просили.
Вид у боевого чародея – а его импозантный вид, белые перчатки и тросточка с серебряным набалдашником в виде головы обезьяны не смогли ввести меня в заблуждение – очень мягко говоря, испуганный. По всему видать аристократическая бледность сейчас на пределе своей аристократичности, а и без того немаленькие глаза дюже непристойно выпучены на то, что происходило в светлице. Как будто здесь свиней режут, ей богу! Обычная, встрепанная, орущая, рожающая дама!
– Вы не предупреждали меня, – забормотал этот храбрец, переводя взгляд туда-сюда, лишь бы не на женку местного главы. Сфокусировался на мне, вздохнул с облегчением и продолжил, – Сударыня…
– Стефанида, – подсказала я.
– Сударыня Стефанида, я по всему видать, здесь лишний, вы и без меня прекрасно справляетесь. Я лучше как это, покараулю. Мало или что.
И правда – «мало или что». Что и говорить, в подходящий момент этот чародей пожаловал в дом к местному главе. И возможно, если бы я не была так занята с роженицей и песиглавцем, который наконец-то решил появиться на свет, я бы, наверно, испугалась, не смотря на искусно скрывающую лицо личину.
Но мне никак нельзя отвлекаться, и поэтому я просто раздраженно махнула в его сторону свободной рукой, и опять приступила к плетению сложного заговора: нужно помочь несчастной, все-таки, нелюдя рожает.
Бедная женщина голосит так, как будто ее режут, но дыхание больше не сбивается, силы, после десятичасового марафона, восстановились, а подстройку дыхания я продолжаю делать вместе с ней.
Уже вот-вот – окинув привычным взглядом картину происходящего полностью, я увидела в широко раскрытых глазах женки главы Штольграда непримиримую решимость, и, можно так сказать, даже злость.
Это хорошо, что она наконец разозлилась – это чувство придаст ей сил, и силы эти очень нужны женщине именно сейчас.
Будучи полностью погруженной в происходящее, принимая на руки крупного, розового орущего младенца, родившегося с длинными для новорожденного черными волосами на голове и загривке и причудливой формой ушей и крохотными зубками – в принципе, это, пожалуй, единственное визуальное отличие детеныша песиглавца от человеческого. А суровый воинственный вид взрослых особей – так вы еще деревенских мужиков не видели, когда жены домой с купленным заговором трезвости приходят.
Будучи с головой погруженной в волнительный процесс, занимаясь обработкой пуповины и пеленанием малыша, я не расслышала, как дверь в покои женки главы открылась, и вошел собственно, виновник торжества.
Обернувшись, я смерила песиглавца недовольным взглядом, и он потупил глаза, понимая, что я совершенно права.
Дело в том, что нечеловеческих муках уже бывшей его зазнобы виноват только он.
Чем ближе отец к собирающемуся
