И к кому бежать? К рожающей бабе али к учудившим спьяну мужикам? Как вы скотину-то умудрились споить?
– Да ягод они пьяных обожрались! Снулка-то зачем-то их в погребе в отдельном жбанчике оставила! Сначала ягоды поклевали, ну а там уже и с нами, с мужиками…
Снулка опять в сердцах сплюнула себе под ноги, наградив благоверного подзатыльником, а я уже не смогла сдержаться, чтобы не расхохотаться: надо же, какой полет фантазии! И кому бы еще пришла в голову такая светлая идея – напоить скотину и птицу вместе с собой, до, пардон, поросячьего визгу!
Уже покидая Верхний Курень, с последнего на околице двора донеслось то, что заставило меня насторожиться, сделав вид, что стрельнуло поясницу. А что? Может же меня вусмерть измотать лечение трех здоровых мужиков, а еще пьяная птица и скотина! Имею право, чай не первую сотню лет… Каждая целительница делится с пациентом частицей своей жизненной силы, которая после нуждается в восстановлении. Поэтому Йагини, или дарительницы жизни, издревле почитались как простым народом, так и знатью. Конечно, и официальная медицина не стоит на месте. Только по мне, так зря она частенько пренебрегает магическим вмешательством – люди по старинке идут со своими болячками и проблемами охотнее к знахарке, нежели к новомодному амбициозному врачу.
Охнув, я схватилась рукой за поясницу и облокотилась на ближайший плетень – плетень, из-за которого доносились крики, привлекшие мое внимание. Крики, споры, ссоры в Верхнем Курене или любой другой деревушке и даже в Штольграде, конечно, не что-то энтакое, из ряда вон… Но то, что прозвучало в процессе…
– А я все равно пойду! Все равно! И вы меня не остановите! – этот визгливый голос с истеричными нотками, которые говорят о том, что спор ведется уже довольно давно, несомненно, принадлежит Федоре – первой красавице на деревне.
– Ишь, чего удумала, егоза! – а вот это уже бабуля Шарина, древняя, но все еще бойкая старушка.
– А нутка, уймись, пока я тя хворостиной не отходила, – о, а вот и матушка Федоры, Шелена. Собственно, мне все равно, что там еще придумала эта неприятная не только мне, но и доброй половине Верхнего Куреня, девица, если бы не следующая фраза Шарины:
– Да пропади он пропадом, ентот столичный чародей! Где ж это видано, чтобы девка сама с парнем знакомства искала!
– А я и не ищу знакомства! – восклицала Федора. – Он как увидит меня в новых сапожках да с красными лентами в косах, сам знакомиться подойдет!
– Тьху, дуреха, отцу что ль рассказать, чтобы он тебе вожжами по спине протянул?
– А мне все равно! Но только вы меня не удержите! Столичный чародей должон первой меня увидеть! – взвизгнула Федора.
– Феденька, не позорь нас, – попыталась взмолиться Шелена, видя, что угрозы дочке – что об стенку горох, и, увидев меня у плетня, осеклась.
– Тетя Стефанида, вы?
А кто ж еще, если не «тетя Стефанида».
– Доброго здоровьишка! –
