лекторшей левых взглядов (а лекции на корабле читала не кто иная, как герцогиня Атолл), в Испании нацепила значок со свастикой, и ее чуть не прибили. В “Достопочтенных и мятежниках” Джессика утверждает, что затем и сама наподдала сестре, попытавшись разъяснить ей смысл испанской Гражданской войны. В воспоминаниях Деборы это никак не отразилось, они сохраняют принципиально “нормальный” тон: на корабле она и Джессика продолжают забавляться в той очаровательно-проказливой манере, которая присуща младшим сестрам в романах Нэнси, обзывают безобидного ученого “профессором-потаскуном” (что также будет использовано в “Любви в холодном климате”) и зачарованно таращатся на евнухов во дворце Топкапи (“Дети, – сказала им Сидни, – даже и не вздумайте заговаривать о евнухах за ужином”). Рассказ Деборы изображает юных девушек, дурашливых и счастливых, однако Джессика потом писала, что в этом путешествии уже замышляла побег, который и осуществила спустя год.
Воспоминания сестер представляют разные версии детства Митфордов, как и роман “В поисках любви”, и если бы не этот роман, то, возможно, другие мемуары не были бы написаны вовсе. Нэнси создала “бренд Митфордов”, и следом за дело взялись Джессика, Диана и Дебора (подумывала написать книгу и Памела, но так и не собралась)17. Диана предпочитала ясную, обнаженную прозу, отвергая фантазии. Дебора, которую Диана относила “к числу правдивых”18, с наслаждением описывала эксцентричность своего семейства, но не впадала в сенсационный тон. Зато автобиография Джессики “Достопочтенные и мятежники” вышла столь пристрастной, что заметно уклоняется в область вымысла. “Бесстыжая, но в высшей степени занимательная” – так охарактеризовал эту книгу один из обозревателей. А еще эта автобиография чересчур точно подражала “В поисках любви”. “Вот как я это понимаю, – писала Нэнси Ивлину Во, – во многих аспектах она стала воспринимать нашу семью, сама того не сознавая, глазами моих книг”. Однако между версиями Нэнси и Джессики существовало также принципиальное отличие (помимо того, что роман заведомо не автобиография): Нэнси пишет радостно, а ее сестра – с горечью. “Достопочтенные и мятежники” полны многословных жалоб – на родителей, отказавшихся послать Джессику в школу, на узколобый консерватизм, в котором она была воспитана, и предрассудки правого толка, сковавшие ее детство и юность. Для Дэвида Ридсдейла, писала его дочь, весь мир состоял из чужаков, за исключением лишь некоторых членов семьи и “очень немногочисленных соседей по имению, краснолицых, одетых в твид, к которым он по неведомой причине проникся симпатией”. Вполне предсказуемая картина: та же Нэнси, но без ее озорного гения. Однако в воспоминаниях Джессики появились и более гротескные, глубоко задевшие сестер выпады. Например, безо всяких на то оснований она заявила, что дядя Бертрам (в семье его звали Томми), служа мировым судьей, получал удовольствие от присутствия на смертной казни через повешение. Все это излагалось с большой легкостью, но у читателя
