город – сад, хотя на самом деле разрушили другой рай сибирской земли. Память детская, цепкая. Собственно тут и города не было. Старая крепость – острог, пивоварня, да таможня, с населением в пять тысяч человек. Достоевский про этот захолустный городок написал, а это дорогого стоит. Теперь посчитай там людей, их полмиллиона, как гвоздей, которых крепче нет на планете.
– А это Маяковский так присочинил, когда к нему комсомолец в гости приехал. Известный факт.
– Историю знаешь! Молодец. Там, где была деревня Красная горка, есть металлургический гигант – завод.
– Была Красной горкой, а стала черным терриконом от копоти, – Виктор попробовал подшутить над ветераном пятилеток.
– Одноэтажные деревни канули в века, а жители из кустарей стали рабочими и строителями. За кинотеатром «Коммунар» было моховое болото с клюквой, теперь все под асфальтом.
Потом пошла история про реку Абу, которая ныне стала фиолетовой речушкой, без водорослей, а когда – то в ней купались, и рыбу удили. Краеведческие сказочки родного края.
– Расскажу, как строили. Сразу одновременно на улице Энтузиастов десять каменных домов. Подъемных кранов не было, так строительные кирпичи рабочие доставляли на верхние этажи на своих плечах с помощью особых приспособлений.
– И что все на одном энтузиазме?
– А как же! У каждого начальника строительного объекта в кармане был железный аргумент, пистолет, с одной пулей для себя. Не сдал вовремя объект, пускай себе пулю в лоб.
– Времена кипучей жизни.
– Вот и думай! За что награду дают. У нас ветеран тыла приравнивается к ветерану войны. Это не шутки. Нам песня жить помогала. Цель была – жить ради счастья простых людей.
– Вам жить от этого стало веселей?
– Без вопросов. Это была железная линия партии, где труд – дело чести. Такие мы русские, что нам нет преград, ни в море, ни на суше.
– Страна мечтателей!
– Напрасных слов не говори. Как не верти словами, а в целом страна героев, поверь мне.
– Поверю, чтобы вам не было горько за прожитые годы.
– Где тебе понять, молодой человек, – нахмурился инженер, и лицо стало дряблым, и морщинистым. – Я верю в прогресс.
Инженер докурил сигарету, и ушел в купе пить чай. Через полчаса вернулся в коридор и продолжил спор, переходя с монотонного нравоучения с раздражительным кашлем и черной мокротой.
Их было уже трое пассажиров из разных купе, потом пятеро, и все стояли у вагонных окон, рассматривая огни поселков и городов.
– Эх, нам бы еще время пожить, и все привести в гармонию: технику и природу, науку и искусство, и только лучшее останется для будущего человека.
– Только в вашем человечестве – нет человека.
Разговор пошел в виде плакатных тезисов. Что тут было правдой, что нет, было трудно разобрать из их спора. Так, например,
