наказ и подписал очередную карточку. Я настоял, чтобы стапель доработали. Ежов на меня обиделся, и, как потом выяснилось, стал поджидать удобный случай для нанесения по мне удара.
Чтобы это не выглядело сведением личных счётов, он стал готовить себе сообщника. Таким сообщником оказался Лёня Гусев. Мы вместе с Леней окончили МАИ, вместе работали в одной бригаде ОКБ-256 в Москве и были достаточно дружны. Однако, после назначения меня начальником группы он стал меня сторониться. Могу только догадываться, что произошло это из-за того, что он считал себя более достойным на эту должность. Ежов это заметил и потихоньку стал вбивать клин между нами.
Наконец подвернулся удачный момент для сведения счётов. Лёня готовил отчёт по исследованию траектории полёта ракеты и, не до конца проанализировав варианты, представил мне на подпись, предварительно подписав у Ежова. Я, почитав отчёт, сказал им, что утвердить его не могу, так как не рассмотрен ещё ряд ситуаций, влияющих на обоснованность выводов.
Думаю, что на это они и рассчитывали. Была устроена бурная истерика на виду у всей бригады, после чего они написали на меня докладную на имя начальника КБ Ивана Ивановича Морозова.
Надо отдать должное жизненной мудрости Ивана Ивановича: он немедленно собрал начальников бригад, вызвал меня и Ежова и зачитал докладную, в которой было написано о моей низкой квалификации и большом опыте Ежова с нескрываемым предложением поменять нас местами. Ежову дали высказаться. В доказательство своей правоты он привёл два примера: случай с карточкой разрешения по отклонениям от теоретического обвода и последнего отчёта. В качестве аргумента доказательства его правоты он выбрал обвинение меня в его дискредитации перед руководством завода в первом случае и перед коллективом бригады во втором. При этом он несколько раз подводил к мысли, что он грамотней меня, а потому после его подписи я не должен отменять его решение.
Суд был скор, мне не дали даже высказаться, а Ежову предложили немедленно извиниться передо мной в присутствии коллектива бригады, и предупредили, что если он допустит ещё раз подобное, то будет поставлен вопрос о его увольнении с предприятия.
После этого Ежова как подменили. Он стал подчёркнуто вежливым и предупредительным со мной, что мне, откровенно говоря, тоже не нравилось.
В январе 1961 года комплектовалась экспедиция поездки на полигон Капустин Яр для подготовки и пуска первой крылатой ракеты П-7. Ежов убедительно просил взять его в группу анализа. Я согласился и потом был очень доволен, когда он задолго до пуска уехал обратно домой из-за семейных обстоятельств.
Я специально остановился на этом эпизоде в моей жизни, поскольку он иллюстрирует человеческие отношения на производственной основе. Это был первый случай подобных явлений, по поводу которого я страшно переживал. Впоследствии оказалось, что это пустяки по сравнению с аналогичными случаями, которые, к сожалению, ещё много раз встретятся
