плитки тротуара без горечи? Или, глазея по сторонам, пройтись по движущейся пешеходной ленте. Однажды они гуляли здесь вместе с отцом, и воспоминания об этом, несмотря на старания, никак не хотели исчезать. Сэм и Дальние Пределы – его единственно возможный выбор, все остальное – мираж.
Раздавленная в гнезде ворона и «Маленькие радости».
И Тим рассмеялся.
Дверь небольшого особняка, разрисованного самыми ядовитыми оттенками желтого и оранжевого, открыл сам Алекс. Он небрежно привалился к косяку и осмотрел Тима с головы до ног.
– A-а, капитан второго ранга Тимоти Граув. Прибыли с отчетом о поножовщине? Доклад не нужен и так вижу, что вас все же выписали из больницы, но не снабдили приличной одеждой.
Тим растерялся, открыл и закрыл рот, оглянулся назад. Алекс резко притянул его к себе и обнял.
– Рад тебя видеть! Но какого хрена ты вытворяешь?
– Извини, Алекс, я…
– Проходи. Есть хочешь?
Он шагнул внутрь, где начиналась идущая вверх широкая, темного дерева лестница.
Тим поплелся следом и споткнулся, миновав дверь. В голове шумело. Когда же он ел в последний раз? Еда мне не положена, я ее не заслужил. Ирт бы знал, а Алекс – нет.
– Я выпил бы чаю.
– Значит, набулькаю чаю! У меня, кстати, есть подходящая для тебя кружка.
С надписью «Маленькие радости» по боку?
Треллин захлопнул дверь и стал быстро подниматься вверх. На нем были узкие черные брюки из плотной ткани, из под которых торчали голые ступни. Было все-таки странно, что вчера он сказал прилететь днем прямо к нему домой. Сколько Тим помнил Алексея, он постоянно был где угодно, только не дома. Его сестра была тиминой ровестницей и на два года старше брата. Она говорила, что всему виной его космическое рождение, из-за него брат вечно загоняет себя и окружающих в стресс. Даже жить рядом с ним невыносимо. Трудно было думать об этой ядовитой занозе как о генерале, главе одного из ведомств Министерства обороны, в котором Граув теперь был просто мелким офицером.
Не просто мелким, а еще коррумпированным и готовым выслуживаться офицером.
Алекс завел его в кабинет, который больше напоминал помещение, где держали последние дни перед смертью окончательно сбрендившего художника. Синие масляные разводы по стенам, огромные головы подсолнухов, поникшие багровые маки. И тяжелый литой круг золотой люстры, нависшей прямо над столом посередине комнаты. Изящный светлый стол казался беспомощной зверушкой, замершей под светилом, готовым оборваться и рухнуть в любой момент. В прошлое посещение Тима домашний кабинет Алекса выглядел иначе, но не менее тревожно.
Граув сел на стул, жесткий, с прямой спинкой, и сразу почувствовал, что хочет уйти.
Алекс грохнул ему под нос толстостенную чашку белого цвета, по форме чем-то напоминавшую унитаз.
– Считаешь, эта кружка мне подходит?
– Она
