и стали быстро настигать беглецов. Иван велел всем, свободным от весел, вздеть брони, взять щиты и по мере возможности прикрывать от стрел гребцов. Судно пошло ближе к левому берегу, но все равно осталось досягаемо для лучников. Оперенные посланцы стали нырять в воду, впиваться в борта, доски, стучать по щитам. Двое гребцов вскрикнули, досталось и им. Спасительная темнота все еще не наступала.
– Может, к берегу и там переждем? – предложил Глеб. – Пометят они нас всех.
– Погодь, – зло бормотнул Иван.
Он нашел своего старого любимого спутника, подаренного еще матерью Алены. Взвел арбалет, сожалея, что остались только две железные стрелы. Велел прекратить грести.
Старшего литвина Иван уже давно заприметил: тот выделялся и дорогой броней, и скакал впереди всей ватажки. Тщательно выцелив лошадь (Федоров понимал, что за полсотни саженей, даже попав в человека, было трудно пробить его железную защиту), он прошептал: «Не выдай, Господи!» – и плавно нажал на спуск.
Чалый жеребец взвился на задние копыта и дико заржал, потом затанцевал на месте, пал на передние колени. Боярин соскочил. Гомон на берегу усилился. Иван тем временем перезарядился и столь же успешно выпустил последнего железного посланца.
– Теперь – жмите, братцы!!!
Старшой все рассчитал верно. Достойный ответ смутил черниговцев, желание продолжать погоню сразу поубавилось. Они метнули еще несколько стрел, не причинивших вреда, и завернули обратно.
– Скажет вятшему боярину, что темнота помешала, – зло хмыкнул Архип. – Нам же теперь ночь не спать, отрываться надобно.
– Да, – согласился Иван. – Но с утра вновь погоню снарядят. Теперь лишь бы реку льдом где не перехватило…
Два дня их сопровождали конные дозорные, не приближаясь на полет стрелы. Затем исчезли и они, но чувство близкой опасности не покидало. Лошади, теперь срочно нужны были лошади!!
На стойбище бродников москвичи узнали, что в устье Сейма недавно появилось довольно большое татарское стойбище. Еще день яростных усилий, и беглецы действительно увидели на взгорке несколько юрт, услышали лай собак. Иван велел пристать, вооружиться. Десяток взял с собою, десяток оставил при митрополите.
Псы первыми подняли тревогу, набросившись на незнакомцев. Из юрт высыпали вооруженные люди, их было много. Иван вздел обе руки вверх и закричал на татарском:
– Мир вам!!! Я хочу говорить со старшим!!
От толпы отделились пятеро и неторопливо зашагали вниз.
– Глеб со мной, остальные на месте, – приказал Иван. – Шага два сзади будь, спину мне прикрывай на всякий случай.
Остались считаные сажени до встречи, когда пожилой татарин с жидкой бороденкой вдруг остановился, всмотрелся и закричал:
– Вай дот! Иван?!! Ведь ты – Иван?!
– Иван… – растерянно подтвердил Федоров. – Но я не знаю тебя, уважаемый!..
– Память забывчива, но вот тело не заплывчато! – хохотнул татарин. – Я Кюлькан, я тебе еще перевязывал левое плечо,
