клинка нос и черные, точно сердце дьявола, брови. Фиалковые глаза в оправе длинных густых ресниц глядели хищно, с угрозой. «Я убью кого угодно и где угодно», – словно говорило выражение его лица. «Натуральный демон! – решила Эшлин. Но затем поправилась: – Нет, не демон». Окутавшая ее тишина – чистейшая, звенящая тишина – была по-настоящему хороша. «Но и не ангел, похоже, тоже». Он принес тишину, но ей было очевидно: он столь же опасен, сколь и красив. Чего стоит одна виртуозность, с которой он метает лезвия… «Так кто же он?» – спросила она себя.
Эшлин нервно сглотнула. Ее пульс колотился как сумасшедший, а грудь высоко вздымалась. «Мое тело, – думала она, – не должно так реагировать на сидящего передо мной незнакомца. Не должно, но реагирует». Он напоминал ей дракона из сказок, которые когда-то читал Макинтош: смертельно опасный – такого не приручишь, гипнотически притягательный – от такого не уйдешь. Внезапно девушка поймала себя на желании прижаться лбом к его плечу. Обнять его. Вцепиться в него и никогда не отпускать. Более того, она уже даже было начала медленно склоняться к нему. «Стой! Не делай этого!» – резко остановила себя она.
Эшлин была не очень избалована прикосновениями. В пять лет она попала в институт, где большинство сотрудников относились к ней как к лабораторной мыши. Они просто изучали ее способность, ни о каких доверительных отношениях и речи не шло. Единственным более или менее близким ей человеком был Макинтош, но порой у нее возникало ощущение, что он в равной степени и любит ее, и боится – по крайней мере, обнимал ее и прикасался к ней он нечасто. Когда она подросла, с парнями и мужчинами дела обстояли не лучше. Они разбегались в разные стороны, когда узнавали о ее даре, а узнавали они всегда, – к сожалению, утаить его было невозможно. «Но, – сказала себе девушка, – если сидящий передо мной великан – тот, о ком я думаю, то, быть может, его не отпугнет мой «талант». Быть может, он не будет против, если я до него дотронусь. И, быть может, это касание и идущий от тела незнакомца жар окажутся так же хороши, как и тишина, или даже еще лучше».
– Женщина? – повторил незнакомец более мягко, прервав череду ее мыслей.
Эшлин вздрогнула и еще раз сглотнула. «Мне показалось или в его ледяных фиалковых глазах действительно мелькнуло желание, изгнав былое злобное выражение? Или он просто собирается меня убить, хоть ему и немного жаль – отсюда и желание?» – спрашивала она себя. Ее раздирали противоречивые чувства: страх, болезненное восхищение и банальное женское любопытство. В жизни она нечасто соприкасалась с мужчинами и еще реже – с желанием.
«Почему я медленно всем корпусом тянусь к нему? – спрашивала себя Эшлин. – Вдруг он расценит мое прикосновение как приглашение. Вдруг ответит тем же? Но почему одна мысль об этом не приводит меня в истерику? Может, потому, что я ошиблась и никакой он не дракон, а сказочный принц, убивший дракона, чтобы спасти прекрасную принцессу?» Неожиданно для себя самой она спросила:
– Как тебя зовут?
Повисла напряженная
