а это был он, уселся напротив своего гостя, положил обе руки ладонями вниз на татами и несколько раз поклонился ему в почтительном приветствии. Масамуне ответил на приветствие жреца в соответствии с положенным обрядом.
Завершив церемонию приветствия, Масамуне не смог сдержать своего любопытства.
– Ваше высокопреподобие, – начал он беседу, – по моей самой искренней просьбе вы снизошли до того, чтобы спуститься до моего скромного храма и взять его под свою опеку. На меня произвело глубочайшее впечатление ваше великодушие, и я даже не знаю, как вас благодарить. Я человек простой и в затейливых речах не преуспел. Но, ваше высокопреподобие, меня весьма озадачивают две вещи, и притом что мы ведем свою первую беседу и вы можете посчитать меня чересчур любознательным, могу я попросить вас объяснить мне, почему самое почетное место вы предоставили садовому башмаку, а также откуда у вас появился шрам на брови, совсем не подходящий вашей репутации безгрешного человека?
После такой речи, произнесенной под влиянием душевного порыва, напомнившей о молодом и неукротимом Масамуне, жрец слабо улыбнулся. Потом он отошел в дальний конец комнаты и с выступившими слезами на глазах произнес:
– Не передать мне радости от возможности снова видеть ваше лицо. Вид неизменных ваших черт напоминает мне о днях моей давно ушедшей юности.
– Признаюсь, ваши слова мне странно слышать! Как могу я напоминать вам о вашей юности, когда, насколько мне известно, мы никогда не встречались раньше?
– Наберитесь терпения, мой господин, и я все вам объясню, – отозвался Дзэндзи. – В то далекое время я числился всего лишь скромным слугой – носильщиком сандалии по имени Хеисиро Макабе. Вряд ли такой ничтожный персонаж сохранился в вашей памяти. Тогда вы проживали в своем замке в Осака…
Наступила пауза, во время которой пораженный Масамуне не мог вымолвить и слова, а только внимательно вглядывался в своего бывшего смерда, тщетно пытаясь вспомнить знакомые черты.
Итак, Унго-Дзендзи продолжил свое повествование и в мельчайших деталях описал все, что выпало на его долю с того снежного дня за тридцать с лишним лет. Он не стал ничего скрывать и откровенно поведал, как на протяжении всех тех лет находился под воздействием жажды мести и одной только мести, а также как в один прекрасный день он мечтал увидеть своего обидчика поверженным в прах. Жажда мести подстегивала его на преодоление всех трудностей, одоление всех препятствий.
– Одним словом, – завершил рассказ жрец, – я попал в поле зрения императора, который настолько высоко оценил мою службу, что одарил меня всевозможными благами и знаками благосклонного внимания. «Настал мой звездный час», – подумал я. Но, к великому моему удивлению, тут же обнаружил, что пагубная страсть покинула мое естество – желание мести пропало. Прежние обиды предстали передо мной совсем в ином свете, а в вас я увидел моего главного благодетеля. Без вас я остался
