министр Аристид Бриан признавался, что 95 % его сил уходит на борьбу за власть и только пять процентов на работу власти. Да и эти пять процентов чрезвычайно краткосрочны.
Избрание и захват являются, так сказать, рационалистическими способами. Наследственная власть есть, собственно, власть случайности, бесспорной уже по одному тому, что случайность рождения совершенно неоспорима. Вы можете признавать или не признавать принципа монархии вообще. Но никто не может отрицать существования положительного закона, предоставляющего право наследования престола первому сыну царствующего монарха. Прибегая к несколько грубоватому сравнению, это нечто вроде того козырного туза, которого даже и сам Аллах бить не может. Туз есть туз. Никакого выбора, никаких заслуг, а следовательно, и никаких споров. Власть переходит бесспорно и безболезненно: король умер, да здравствует король!
Человеческий индивидуум, случайно родившийся наследником престола, ставится в такие условия, которые обеспечивают ему наилучшую профессиональную подготовку, какая только возможна технически. Государь Император Николай Александрович был, вероятно, одним из самых образованных людей своего времени. Лучшие профессора России преподавали ему и право, и стратегию, и историю, и литературу. Он совершенно свободно говорил на трех иностранных языках. Его знания не были односторонними, как знания любого эрудита, и его знания были, если так можно выразиться, живыми знаниями. В. В. Розанов писал: «Только то знание ценно, которое острой иголкой прочерчено в душе, – вялые знания бессильны». Право и стратегия, история и литература были объектом ежедневной работы Его, Его Отца и Его Деда. Это есть знания, непрерывно и непосредственно связанные с каждым шагом Его деятельности. Немецкий историк царствования Императора Николая Первого проф. Шиман так и писал: Николай Первый не читал ничего, кроме Поль де Кока – специальные курьеры привозили ему из Парижа самые свежие оттиски. Проф. Шиману – в более грубой форме – вторит наш проф. Покровский. Однако – Николаю Первому А. Пушкин читал «Евгения Онегина», а Н. Гоголь «Мертвые Души». Николай I финансировал и того и другого, первый отметил талант Л. Толстого, а о «Герое нашего времени» написал отзыв, который сделал бы честь любому профессиональному литературоведу. Николай Второй был возмущен отлучением Льва Толстого от Церкви, проведенным без его ведома, и на похороны автора «Войны и мира» послал своего адъютанта и свой венок: «Великому писателю земли русской», а потом материально поддерживал семью Толстых. Великий же писатель земли русской нанес русской монархии очень много вреда. России, впрочем, тоже. У Николая Первого хватило и литературного вкуса, и гражданского мужества, чтобы отстоять «Ревизора» и после первого представления сказать: «Досталось всем, а больше всего МНЕ». У Николая Второго нашлось достаточно объективности, чтобы отделить бездарную философию толстовства от гениальных произведений его автора. Попробуйте вы все это при Гитлере, Ленине, Сталине…
