Ridero
ЕЛЕНА ЛАВРОВА
М. ЦВЕТАЕВА: «ДУХ – МОЙ ВОЖАТЫЙ»
Горловка 2007
Содержание
Вместо предисловия
I. «Искусство – третий мир»
1. «Угол падения не равен углу отражения…»
2. «Есть, о да, иные дети – тайны»
3. «Всё – миф…»
4. «Красота – внешнее мерило…»
5. «Танец – инстинкт»
6. «Не чту Театра, не тянусь к Театру»
7. «Домики с знаком породы…»
8. «Вся статуя в себя включена»
9. «Изобразительные искусства грубы…»
10. «Эти музыкальные ямы – следы материнских морей…»
11. «Я своё ремесло не променяю ни на какое другое»
12. «Орфей – никогда не может умереть…»
13. «Недрёманное око высшей совести…»
II. «Поэт никогда не атеист»
1. От «кори атеизма» – к многобожию, от многобожия – к Богу»
2. «Какая тяжесть – Ветхий Завет! И какое освобождение – Новый!»
3. «Учение Р. Штейнера – религия аптекарей»
4. «Господи, дай! – так начиналась каждая моя вещь»
5. «Жизнь не жизнь есть, смерть не смерть есть»
6. Вопросы без ответов
III. «Политика – мерзость, которой я никогда не подчинюсь»
1. «Революцию создал Чёрт»
2. «Я слишком любила белых…»
3. «Всё моё политическое кредо в этом одном слове: frondeuse…»
4. «В воспитании, в жизнеустройстве, в жизненном темпе – всё врозь»
5. «Белый поход, ты нашёо своего летописца»
6. «Новой жизнью заболели, коростой этой…»
IV. «Каждый стих – дитя любви»
1. «В любви пол и возраст – не при чём…»
2. «Любовь – колодец рода и пола»
3. «Пол это то, что должно быть переборото»
4. «Я вообще существо»
5. «Мой случай не в счёт…»
6. «Ранний брак – катастрофа»
Зключение
Вместо предисловия
Писать о Марине Цветаевой и легко, и трудно. Легко, потому что она раскрыла себя с максимальной полнотой в своём творчестве, в дневниковых записях и письмах. Трудно, потому что последний период жизни великого поэта после возвращения из эмиграции максимально скрыт от постороннего взгляда. Причины понятны. Это был период с 1939 по 1941 год, и нужна была максимальная осторожность, которая, впрочем, не помогла.
Трудность ещё и в том, что вокруг имени Цветаевой сложился негласный заговор. Говорить и писать о ней и её семье, можно было только то, что считалось правильным определённой группой людей. Эту правильность определила её дочь А. С. Эфрон. Так, к примеру, сложилась легенда о неувядаемой любви Цветаевой и С. Эфрона, легенда о положительном образе Эфрона, легенда об отношении Цветаевой к революции, и ряд других легенд весьма далёких от действительности. Напомню, что легенда, в отличие от мифа, есть выдумка, то есть ложь. Вот такими легендами наполнено цветаеведение.
Единственный биограф В. Швейцер призналась впоследствии, что была неправа, считая, что Цветаева относилась положительно к революции: «доказать, что М. Цветаева приняла или хотя бы примирилась с советским строем, невозможно. В обход этого существует формула: М. Цветаева революцию не поняла и поэтому не приняла. Горько и грустно признаться, что и сама я так писала и – что ещё горше – думала. Но, вчитываясь в М. Цветаеву, стараясь проникнуть в логику её мыслей, чувств, поступков – в самую логику её жизни, убеждаешься: М. Цветаева сущность революции поняла и потому принять революцию не смогла». К сожалению, это единичный случай пересмотра ошибочных представлений о Цветаевой. Другие биографы осторожно обходили молчанием этот вопрос. Все биографы давали в своих книгах только внешнюю канву жизни поэта, приправленную неглубоким анализом некоторых стихотворений.
Творчество Марины Цветаевой это огромный и просторный мир с высокоразвитой цивилизацией. Сама Цветаева – демиург этого мира. И Цветаева и созданный ею мир требуют всестороннего и глубокого
