к пианино стоявшему в углу зала. К неожиданности Алексея, молодой человек начал играть И. С. Баха: «Toccata and Fugue». Князь говорил, одновременно музицируя, ни разу не сбившись с ритма:
– Это было ночью. Я проснулся от шума в коридоре, от того, что услышал истошный крик матушки – наши спальни рядом. Накинув лишь тапочки на босу ногу, я выбежал из комнаты и обнаружил, что тело Афанасия, нашего управляющего, лежит в дверях. Его спина была разодрана, а горло все в ранах, как от когтей дикой кошки. Он истекал кровью, и мне стало дурно – я с детства боюсь крови.
Все же я любил маменьку – Агнесса Павловна был единственным родным человеком для меня. Я должен был узнать, что вызвало этот крик. Переступив через Афанасия, я вошел в комнату. На столе горела лампа, а за кроватью, где лежала маменька, окно было разбито, она была также разодрана, как и наш управляющий.
После, я позвал всех слуг, и мы прочесали усадьбу, но тщетно – было поздно – зверь ушел. – Пальцы князя ударили по клавишам, завершая рассказ, последним аккордом мелодии.
Алексею Дмитриевичу стало не по себе – он встал и прошел к большому окну, ведущему в сад. Снег, большими хлопьями, падал на голые ветви деревьев. Бокал опустел.
Женский голос позвал к завтраку.
За столом сидели, молча, пока на пороге не появился некий барон, живущий по соседству – Питер Мор. Лицо князя посветлело и даже засияло от радости, при виде высокого, приятной наружности, молодого человека. Михаил извинился, и покинул асессора «ненадолго». «О боже, неужели он мужеложец. – Думал, с отвращением Алексей Дмитриевич. – Ну да – у него же лицо влюбленного: щеки раскраснелись, глаза засияли – то-то он все нервничал. Видно ждал, своего полюбовника. Куда катится Россия, если великие сыны ее таковы».
Через несколько минут, молодые люди вернулись в столовую, они присели за стол, и уплетали за обе щеки все, что видели, словно голодовали долгое время. От былой тоски, у князя не осталось и следа.
– А вы сами из Москвы? – Поинтересовался барон.
– Нет – я родился и вырос в Петербурге, а в Москву приехал по назначению.
– О, из самой столицы. – Восхитился князь. – И Императора видели?
– Видел и Александра Николаевича, видел и батюшку его, светлая ему память, Николай Павловича.
Разговор ни к чему не вел, Алексею Дмитриевичу хотелось вернуться в Москву до утра, да и само общество, в котором он оказался, было неприятно ему. Коллежский асессор, откланялся и попросил прислугу проводить его к месту преступления.
Темные полотна ткани, скрывали стены, заглядывая за них, сыскной не видел не чего, кроме зеркал. Разбитые стекла в окнах заменили, но между рам остались маленькие осколки. Алексей Дмитриевич осмотрел кровать, после: около нее. Паркет поцарапан не был, как и думал асессор, не о каком мифическом звери и речи быть не могло. Он вышел из спальной и направился
