зачуханной, собачьей и страшной болезненной жизни в мрачном, полуразрушенном чужом городе, рассказывал в легчайшей, полувоздушной, и только ему свойственной, манере, так, как будто изнурительная, иногда непосильная и опасная работа на аварийной ядерной станции стала для него праздничной воскресной прогулкой в городской парк отдыха.
Обо всех «причесанных» журналистами тяжестях, доставшихся рабочим на Стриритсе, Эйв знал из еженедельных сообщений «Новостей», и в эти самые минуты, в минуты общения с Афтом, он пытался соединить в одну гармоничную картину: масштабное восстановление последствий аварии и своего старого приятеля, участника этих героических событий. Всего на станции в то время трудилось более трех тысяч специалистов из разных городов, причем две сотни профессионалов приехали даже из высокомерного Моота*, города-сноба, который, казалось, всю историю существования муравьиного рода воевал со всем окружающим миром. Лишь общая беда, грозившая страшными невообразимыми последствиями, нарушила тысячелетнее противостояние народов. Но, как бывает в истории, все возвращается на круги своя, и после двухгодового затишья, связанного с отправкой рабочих муравьев в Стриритс, военные конфликты, провоцируемые манерным правительством Мота, один за другим как-то неосторожно снова возобновились. Разрушительная, кровавая война, ставшая нормой жизни для жителей такого мегаполиса, как Моот, как этот надменный и спесивый Моот, продолжала дышать трупным запахом смерти. В Стриритсе объединенными усилиями многотысячной армии специалистов, шла совсем иная битва: жизнь поколений ожесточенно боролась со смертью, и эту рукопашную схватку можно было наблюдать на всех каналах ТВ.
Глава 11
БЕЛЫЙ
В самом конце Шестьдесят второй, на необъятном сухом, бесцветном, полуживом пустыре, приютившем автостоянку, заполненную огромными и махонькими, но, в основном, очень старыми автомобильчиками под завязку, и обнесенную невысоким, всего в один метр с хвостиком, цветным игольчатым забором, грозно и хлопотно урчал, посапывая через раз и шумно выстреливая порциями сизых колец из глушителя, грузовичок.
Когда-то, лет пятнадцать назад на этом месте и пустыря это самого не было, а высился настоящий красавец-лес, с беспролазными чащами, невозмутимыми харизматичными дубами и пленительными лохматыми гикори. И когда только успели вырубить такую живописную и такую полезную ореховую дубравушку? Никто даже и не успел заметить, она бесследно растворилась сама по себе с приближением городских границ, одним взмахом всевластной волшебной палочки.
Молоденький, совсем еще безусый автослесарь в грязно-песочной рубашке, местами протертой до неприличности дыр, нервно копался в механических внутренностях клокочущего зверя, другой – грубо еле слышно ругался и бурчал, и, ерзая на месте, сидел
