Ни страха, ни надежды в нем не было. Такое лицо никак не могло принадлежать члену тайного Комитета по защите детей от Мартышки, и потому Гута сказала:
– А что, возьмет и приведет! Ведь нам с Рэдом и в голову не приходило, что папаня вернется…
Они выпили еще по чашке. И еще. Машины мимо дома больше не проезжали, и вокруг было тихо. Как в могиле.
А уходя, старая Эллин сказала:
– Душу свою не терзай. И нервы мужу не трепли. Терпи, раз уж за сталкера вышла. И Богу молись. Я-то не молилась, не верила тогда. Уж потом… Может, Бог-то меня и покарал.
Гута молча заперла дверь.
Всю ночь она промаялась в ненавистной тишине. Утром зашла к Мартышке. Дочь тут же проснулась, подняла голову, глянула на мать невидящим взором.
– Доброе утро, Мария! – сказала Гута, привычно не ожидая ответа.
– Я спала не в сказке, – произнесла вдруг Мартышка. Словно проскрипела ступенька на лестнице.
– Так не говорят, – заметила Гута, с трудом сдерживая желание погладить дочь по голове: от этой ласки шерсть у Мартышки вставала дыбом, и Гуту било электрическим током. – Надо говорить: «Сказка мне не снилась».
– Я спала не в сказке, – упрямо проскрипела Мартышка. И отвернулась.
Гута, высоко задрав подбородок – чтобы сдержать слезы, – на цыпочках вышла из детской.
А через полчаса возле калитки скрипнул тормозами долгожданный Рэдов «лендровер».
3
Мария Шухарт, 15 лет, абитуриентка
Мария отложила ложку и вздохнула.
– Пиццу будешь? – спросила Гута, потому что дочь часто ограничивалась лишь супом да зеленью.
– Буду, – сказала Мария. – Здравствуй, дед!
– Здравствуй, внучка! – отозвался из своей комнаты дед. – Я подзарядился.
Дед всегда уходил, когда ему становилось трудно говорить: Зона не пускала в себя только живых людей и механизмы. Люди на границе Зоны умирали в огне, а их машины взрывались. Мумики же ходили туда-сюда безо всяких проблем.
Впрочем, с дедом было нелегко беседовать и после того, как он приходил с подзарядки, – чаще всего он выдавал всякие прибамбасы. К примеру, про их с Марией жизнь (бабка тоже была Марией. Вернее это Мария тоже была Марией). Как будто песни о давно улетевшей жизни могли чем-то помочь внучке. И тем не менее Мария сказала:
– Дед, мне необходим твой совет.
Дед любил, когда она начинала разговор таким образом.
– Слушаю тебя, внучка.
– Дед, как мне жить дальше?
– Ешь пиццу! – Гута, разумеется, их разговор не слышала. – Думать будешь после обеда.
Мария благодарно улыбнулась ей и сказала старому Шухарту:
– Дед, для чего я хожу в школу? Для чего мать учит меня всяким женским премудростям? Ведь на мне никто никогда не женится. Неужели я обречена стать второй Диной Барбридж?
Дед,
